Коробки пришлось привести на основной склад и в цехе протирать каждую заплесневелую банку, возвращая товарный вид, перекладывая в сухие коробки. Значительную часть банок всё же удалось спасти.

Дело было сделано, но мнение об еврейских кознях Инны и Вована против их коллектива сформировалось.

Через несколько дней Платон поехал на помощь к Гудину на ВДНХ, где проходила православная выставка, на которой выставлялись и некоторые биодобавки их ООО «Де-ка». Все выставки, где демонстрировалась продукция для лечебного питания, с некоторых пор стали считаться вотчиной Ивана Гавриловича, так как именно он стал их постоянным активным участником. До него там поработали все сотрудники их ООО, кроме Марфы Ивановны. Но больше всех это занятие понравилось именно Гудину. И было ясно, почему. Во-первых, при отсутствии надзора со стороны начальницы, он мог спокойно повысить цену на демонстрируемый товар, а разницу положить себе в карман.

Во-вторых, он сам себе был там начальником, мог говорить посетителям всё, что ему заблагорассудиться, выставляя себя научным работником, представителем одного из НИИ РАМН, тем самым не лишний раз теша своё больное самолюбие.

На данной православной выставке их ООО выставляло свою продукцию, иногда используемую для сохранения своего здоровья, всё же не надеющимися на бога верующими.

Платон давно предполагал жульничество Гаврилыча на выставках, и теперь решил это проверить. Пока его коллега несколько раз выходил покурить, до ветру и пошляться по выставочному залу, Платону естественно удалось кое-что продать. На этот раз он решил проверить Гудина, сделав вид, что забыл ему отдать часть выручки. Он предполагал так: если Иван Гаврилович всё делает честно, то после окончания выставки, при отчёте перед Надеждой Сергеевной, он обнаружит недостачу и доложит о ней начальнице, с которой Платон согласовал этот свой ход троянским конём.

Уж очень ему хотелось вывести лжеца на чистую воду, но больше всего разобраться в его характере и поведении самому.

И, как всегда, работа двух пожилых охальников на пару постоянно толкала их к, зачастую, злому юмору и насмешкам над окружающими.

Видя проходящую мимо их стола молодую монашку с коробом для пожертвований, Платон попросил Ивана:

– «Вань! Кинул бы ей копеечку!».

А, уже сильно уставший и мало чего понимающий, да еще и плохо слышавший, Гудин автоматически начал, как-то полу боком, высматривать её ноги, пытаясь своим одним глазом разглядеть их через длинные, чёрные полы одеяния монашки.

– «Вань! Я сказал копеечку…!» – чуть ли не голосом Жеглова – Высоцкого вскричал Платон, вызывая смех уставшего коллеги.

Как и предполагали Платон с Надеждой, Иван Гаврилович полностью отчитался за выставку.

Из этого следовал естественный вывод, что он повышал цены и на этом наживался.

Причём эта его денежная дельта была столь существенна, что несданные ему Платоном деньги жуликом были даже незамечены.

Вскоре Надежда Сергеевна пригласила весь коллектив на очередной бизнес-ленч, как всегда по-обезьяньи назвав его «бизнес-ланч».

– «А что такое ланч?» – спросила любознательная Марфа.

– «Это второй завтрак!» – с гордостью ответила начальница.

– А как тогда будет называться третий!» – с хитрецой и издёвкой за то, что все всё знают, а она нет, спросила слегка уже поддатая, неугомонная Марфа Ивановна.

И только находчивый Платон сумел быстро сориентироваться и положить конец дальнейшим расспросам, заодно повеселив коллег мудрой мыслью:

– «Сранч!».

А во время застолья с пивом, развеселившийся Иван Гаврилович не удержался:

– «Весна! Уже раз… – икнув – …бухают почки!».

На что не менее весёлая Марфа Ивановна тут же, к месту, вставила:

– «Так уже два бухают!».

Весёлые разговоры коллег внезапно прервала, взволновавшаяся по поводу мужа, Надежда Сергеевна.

Она, засидевшись в ресторане, испугалась потом претензий с его стороны:

– «Ой! Андрюсик меня, наверно, ищет! А я здесь с Вами сижу! Он меня ведь в этом упрекнёт!».

– «А мы Вашему мужу скажем, чтобы он на Вас не пёр!» – успокоил её, всегда находящий выход из любого положения, Алексей.

– «А он никогда не прёт!» – опрометчиво оправдала мужа Надежда Сергеевна.

До этого слегка прикорнувшая Марфа, очнувшись и удивившись только что услышанному, недоумённо спросила:

– «Как это? А как же Вы… без этого?!».

Тут же оживился, и было затихнувший от хмельного, Иван Гаврилович, резво подхватив любимую урино-половую тему.

Всё время, желая хоть как-то, при всех, опорочить конкурента Платона, показать, что состояние его здоровья лучше, чем коллеги, и не быть, поэтому предпоследним, Гудин опять перешёл грань приличия, как когда-то, но теперь совершенно не к месту, повторившись:

– «Что-то ты стал часто в туалет бегать?!».

Поначалу, не заподозривший задней, нижней мысли у коллеги, Платон удивлённо и простодушно возразил:

– «Да, вообще-то, нет! Сейчас вот ещё не ходил!».

– «Тебе, наверно, от избытка выпитого пива приснилось!» – продолжил он.

Тут же возразили и некоторые возмущённые коллеги.

– «Всё чёрт видит! Всё гад замечает! Хоть глаз и один!» – услышал Платон, подводящий его, возмущённый, но тихий голосок «Чаркиной».

И почти тут же, уже вспомнив и поняв подоплеку слов «Гадина», целенаправленно, не повторяясь, «писатель» уточнил:

– «Но это же лучше, чем держать мочу в себе, и ждать пока она тебе в мозги не ударит!» – при этом он, кивая на Ивана Гавриловича, сделал особый голосовой упор на слове «тебе».

И тут же возмущённая Марфа, чувствуя общественную поддержку, обращаясь к Гаврилычу, добавила и своё резюме:

– «Ты всё за всеми смотришь! Вон и мочу уже считаешь! Скоро и говно будешь…! Говновед ты наш!».

– «Как говоришь? Несчастный говноед?!» – саркастически-услужливо переспросил Платон, делая вид, что не расслышал слов Марфы.

Но тут же в полемику резко вмешалась Надежда:

– «Ну, хватит, Вам…!» – не успела договорить она.

– «… старичьё!» – победоносно завершил её мысль Алексей.

Возникшую паузу вновь заполнили сопение и лячкание, увлечённо закусывающих дармовщиной, коллег.

Через несколько минут Платон постарался безобидно констатировать Гудину:

– «Вань! У тебя слишком обострённое чувство собственного достоинства!».

– «Не надо уподобаться…» – начал было отбиваться Гудин.