Но тут же, встрянувшая в разговор Марфа, добавила:

– «Да! Всё время он со своим большим достоинством!».

А Платон, сразу поняв, куда клонит народная мудрость, сразу дополнил её мысль:

– «Хоть бы показал его народу… – и, после короткой паузы, добавил – свой вагиноид!».

– «Платон! Опять ты за своё?!» – вновь попыталась усмирить всех Надежда Сергеевна.

Ошибочно оценив эти слова начальницы, как косвенную поддержку, Иван Гаврилович поспешно решил поставить все точки над «и»:

– «Платон! Не забывай, что я всегда вращался в культурной среде!».

– «Ты вращался всегда в очень ограниченной среде, культуролог, ты наш!» – не дал ему развить эту заблудшую мысль Платон.

– «Тебе ещё поискать таких высокопоставленных людей, каких видел я, с кем общался!» – не унимался бахвал.

– «Так это и видно, что ты вращался в культурной среде среди высоких людей! То-то у тебя голова от этого всё время кругом идёт!».

– «И зуб неймёт!» – вдруг очень мудро добавила Марфа Ивановна.

– «Вон, как они с Марфой спелись!?» – подвёл итог, несколько успокоившийся Гудин, интенсивно жуя недостаточно прожаренное мясо своими искусственными зубами.

– «А я вот, как настоящий мужчина, и выпиваю, и мясо ем! И ерунду не говорю!» – гордо, но опрометчиво, добавил он.

– «Ванёк! В твоём возрасте надо не мясо есть и этим кичиться, а больше растительной пищи, или хотя бы мясо птицы!».

Гудин тут же, как всегда не дослушав, возразил.

Тогда Марфа доходчиво углубила мысль Платона:

– «Хотя бы птицы нешиздицы!».

– «Давайте лучше не о птице!» – теперь уже вмешалась в бурную беседу Инна Иосифовна, которой стало стыдно за своих сослуживцев перед другими присутствующими в зале.

Перешли на другие темы. Вспомнили о подруге Алексея Ольге.

– «А он с ней спал, что ли?» – вполголоса допытывалась Марфа у Платона о похождениях Алексея.

– «Да нет! Только дремал!».

На следующий день не пришёл на работу, приболевший от переизбытка съеденной дармовой пищи и плохо прожёванного полусырого мясо, Гудин.

В его отсутствие Марфа дала волю своим чувствам.

Этому способствовало и некоторое затишье в работе. Делать было нечего. Платону невольно пришлось поддержать разговор на не интересную для него тему.

Обсуждая Ивана Гавриловича, он поделился с Марфой своим мнением о политических взглядах Гудина:

– «А он…, ебирал! И, вообще, пион! По-гречески, значит гнилой!».

– «Да он просто говно большое! Мелочный!» – не согласилась Марфа.

– «А говнецо в человеке как раз и проявляется через мелочи в его поведении!» – закончил совместную незатейливую мысль Платон.

– «И хохот у него, знаешь какой?! Гомеопатический!».

– «Гомерический, наверно?!» – уточнил Платон.

– «Да, точно, он!».

Их беседу перебил репортаж из Киева, с Майдана.

Послушав новости, Платон вдруг рассмешил мрачную Марфу возгласом:

– «Превратим Майдан в Майданек!».

Развеселившаяся, она спросила знатока Платона, удивив его:

– «А что это по радиу сейчас сказали про какое-то педеральное собрание?».

После объяснения Платона, Марфа, смеясь, сделала свой вывод:

– «Так это нашего Гаврилыча надо избрать в Педеральное собрание!».

На следующий день появился Гудин, но выглядел он неважно, был какой-то вялый и помятый. К Марфе и Платону заглянул ненадолго.

– «Что-то Гаврилыч сегодня опять какой-то смурной пришёл?! Видать опять Галя ему шиздюлей навешала?!» – довольно достоверно предположила Марфа Ивановна.

– «Наверно?» – вяло и безразлично согласился Платон.

– «Присосался чёрт к бабе-дуре!» – заключила вдруг Мышкина.

Перед обедом появился и Гудин, сразу небрежно и бесцеремонно бросивший Платону:

– «Платон! Сходи в магазин!».

– «Может мне ещё за тебя и твою Галю трахнуть?!» – резко возмутился тот такой наглости нахала.

– «Так ты ж не сможешь! У тебя…» – пытался продолжить оскорбление Платона Гудин.

– «Так она же поможет! Ей ведь не привыкать!» – ловко вывернулся Платон, нанося хаму ответный удар ниже пояса, но выше коленей.

Поняв, что с Платоном трудно состязаться в красноречии даже злословием, покрасневший Гудин быстро удалился.

– «Ох, как же меня достал этот подлец!» – чуть ли не застонал ему вслед Платон.

Марфа Ивановна согласилась с ним. Платон полез в свою сумку и достал блокнот. Полистав его, он показал Марфе стихотворение о Гаврилыче.

Марфа начала читать и тут же покатилась со смеху:

– «А что значит, на бобах?» – неожиданно для Платона вопросила Марфа Ивановна.

– «Ну, это значит… без всего!».

– «Стало быть, впустую, как нищий?!».

– «Да!».

– «А, кстати о нищих! Около моего метро, в одном и том же месте, каждый день стоит старуха, примерно моего возраста, и всё время просит деньги «Подайте люди добрые на хлебушек!».

И люди ей дают! А я её как-то раз спросила: «Сколько ж ты хлеба жрёшь?!».

Её фразу почти перебил громкий голос Надежды по телефону:

– «Это Надежда Сергеевна! А Вас будет интересовать наш продукт?».