Его любимая явно разрывалась между надеждой и ужасами неизвестности, трудностями тяжелой и опасной жизни; между старым миром – и новым, может быть, прекрасным, но совершенно незнакомым. Но третьего было не дано. И она кивнула – медленно, но с безграничной решимостью.

– Однако мы должны еще хоть что-то сказать твоей маме, – заметила девушка.

Ее жених кивнул:

– Да, конечно. Но не сейчас. Давай посмотрим, что мистер Питт предпримет насчет дяди Падрэга и что он… решит…

Шарлотта вышла на середину комнаты.

– Скоро рассвет, встанут горничные. – Она взглянула на Пирса. – Думаю, нам надо разойтись по своим комнатам и постараться собраться с силами для предстоящего дня. Нам потребуются все наши силы, и мужество, и ум.

– Разумеется. – Пирс подошел к двери и предупредительно открыл ее для миссис Питт. Потом он повернулся и взглянул на Джастину. Они обменялись взглядом, в котором сквозило облегчение.

– Спасибо вам, – сказала мисс Беринг обоим своим ночным гостям, а затем посмотрела на Пирса. – Я знаю, нам предстоит еще очень-очень долгий путь, даже если я не буду привлечена к суду. Я должна доказать тебе, что могу быть такой, какой хочу. Нет смысла еще и еще раз повторять, как глубоко я обо всем сожалею. Но я докажу, что раскаиваюсь, и не устану доказывать это каждый час, каждую неделю, пока ты не поверишь мне.

Шарлотта и Гревилл-младший вышли, обменялись взглядами и отправились каждый своей дорогой.

Добравшись до своей комнаты, Шарлотта увидела слабый свет в гардеробной, однако в спальне было темно. Она уже хотела потихоньку снять халат и прокрасться в постель, когда раздался какой-то звук. Женщина резко обернулась и увидела Томаса. Лицо у него осунулось от напряженного ожидания.

– Где, черт возьми, ты была?! – воскликнул он, сильно обеспокоенный.

На миссис Питт нахлынуло ощущение глубокой вины. Она даже не поспешила сразу объяснить, где пропадала все это время.

– Прости, – сказала она, ужаснувшись своей беспечности. – Я была всю ночь у Джастины. Она была так… сокрушена всем случившимся. И обо всем рассказала Пирсу. Он не спал после этого всю ночь. Это, конечно, учитывая все обстоятельства, совсем ничтожный отрезок времени, но, мне кажется, что все у них наладится. – Она шагнула к мужу. – Прости, Томас, я не подумала…

– Да, – подтвердил он, – ты действительно не подумала. Она ведь пыталась убить Гревилла. И от этого обвинения ты ее защитить не сможешь.

– И что же ты намерен делать? Арестовать ее за попытку убить мертвого? Да, это, конечно, преступление, но разве оно имеет существенное значение? Я хочу сказать… – Женщина покачала головой. – Я знаю, что это все равно имеет значение, но разве это кому-то поможет, если возбудить против нее судебное преследование?

Суперинтендант молчал.

– Томас… она понесет наказание. Она не сможет остаться в Англии и знает это. Она хочет бросить прежнюю жизнь, и они с Пирсом уедут в Америку, на Запад, где ее никто не знает.

– Шарлотта… – Вид у полицейского был измученный и очень грустный.

– Ты не сможешь помешать ему жениться на ней… он так хочет. И она все ему рассказала…

– Ты уверена?

– Да, я ходила вместе с ней. Не знаю, как все сложится, плохо или хорошо… Может быть, им будет трудно многие годы. Но он хочет попытаться… начать с нею новую жизнь. Ты не можешь… сделать вид, что ничего про нее не знаешь? Ну, пожалуйста?

Шарлотте пришло на ум добавить кое-что насчет Юдоры и о том, как много может значить для нее, если все будет в порядке, но она отбросила эту мысль как недостойную. Это ее отношения с Томасом, и Юдора Гревилл тут ни при чем.

– Для них и так все будет очень и очень тяжело, – сказала она вместо этого. – Ведь они должны будут оставить все, что у них есть, забыть свой привычный образ жизни. С собой они смогут увезти только свою любовь, свое мужество и чувство вины.

Томас наклонился и поцеловал жену долгим и очень нежным поцелуем, за которым последовал еще один, а потом и еще.

– Иногда я и понятия не имею, что творится у тебя в голове, – заметил он удивленно.

Шарлотта улыбнулась:

– А это кое-что да значит, правда?

Проснувшись, Грейси не сразу вспомнила о том, что случилось накануне, – об этой странной, словно вспотевшей свече в комнате Финна и о том, как он посмотрел, когда она дотронулась до нее… И о виноватом выражении на его лице, подсказавшем ей, что это такое, и о последовавшей за этим его злости, когда она убежала, и о его аресте. Ей трудно было сразу перемениться в своих эмоциях. Слишком жива была память о сладости их первых встреч. Невозможно выключить чувство, словно лампу, особенно если это чувство так глубоко закралось в душу.

Горничная встала, умылась и оделась. Ей было все равно, как она выглядит. Достаточно быть чистой и опрятной – вот и всё, для работы сойдет. Быть хорошенькой ей больше не для кого. А ведь только вчера это значило так много…

Она сошла вниз и увидела Долл Эванс. На губах этой девушки блуждала какая-то загадочная улыбка, и Грейси нашла в себе силы порадоваться за Долл.

В столовой для слуг она встретила Гвен. Та хотела успеть выпить чаю, перед тем как отнести Эмили горячую воду для мытья.

– Жалко, что так получилось с Финном, – сказала хозяйская горничная, слегка покачав головой, – он казался таким приятным парнем! Но очень хорошо, что все кончилось для тебя сейчас, а не потом. Когда-нибудь ты еще найдешь порядочного человека и забудешь обо всем этом.

Грейси понимала, что девушка желает ей добра, но это ее не утешало. Боль одиночества была все так же сильна и ощущалась даже глубже и острее, потому что теперь о ней знали другие. Лучше, конечно, когда тебе сочувствуют, а не злорадствуют. Но удивительно, как ранит доброта! Так сильно, что даже хочется сесть и заплакать…

– Ага, так оно, должно быть, и станется, – ответила Грейси – не потому, что была согласна, а просто чтобы не продолжать разговор. Она налила себе чаю. Горячая жидкость поможет ей согреться изнутри; к тому же это хоть какое, но занятие – все лучше, чем без толку стоять и разговоры разговаривать… Может, Гвен пойдет относить воду своей госпоже – тогда и она себе наберет, для Шарлотты.

– Все будет в порядке, – продолжала Гвен, – ты девушка разумная, и место у тебя хорошее.

Сердце у разумных девушек болит не меньше, чем у глупых, подумала Грейси, однако вслух ничего не сказала.

– Ага, – ответила она рассеянно, потихоньку отхлебывая чай – слишком уж он был горячим. – Спасибо, – добавила девушка, чтобы собеседница не подумала, будто ей слишком досадно.

Гвен поставила чашку на место и ушла, быстро похлопав расстроенную служанку по руке.

Грейси опять прихлебнула чай, не ощущая вкуса. Пора было нести воду Шарлотте. И, наверное, надо взять побольше, чтобы и для мистера Питта хватило. Вряд ли можно ожидать, что ему принесет воды Телман.