Стас резину тянуть не стал, как обязательный и ответственный порученец, выехал сразу же, хотя путь его лежал относительно недалеко. К смотровой площадке Воробьевых гор. Там под сенью трамплина и придворной студенческой церквухи и должен был состояться обмен любезностями. Пробки по зимнему времени для столицы куда как обычное дело, но охотнику в этот день на дорогах везло. Добрался с ветерком, до полудня, и добрых полчаса имел в запасе. По сторонам особенно зыркать не стал – встречный курьер, парень бывалый, охотничий японский джип-вездеход видел не раз. Узнает – так подъедет или подойдет, тоже не мастак опаздывать. И Стас, приоткрыв окошко, с удовольствием закурил. Чего ж здоровье беречь, коли оно казенное. Пускал на волю дым, вдыхая взамен острый морозный воздух, пахнувший мокрыми валенками и дизельным выхлопом.

Встречный порученец, пунктуальный, как атомные часы, прибыл тютелька в тютельку, словно рассчитал путь по секундомеру. Авто свое, тоже джип, но менее габаритный, поставил впритык, вышел, водительскую же дверь предусмотрительно оставил чуть приоткрытой. Стас легким движением выпорхнул навстречу собрату-курьеру, поручкался, протянул черный матерчатый чемоданчик, на манер тех, в коих транспортируют по надобности портативные ноут-буки. И сразу же узрел поганку. Партнер его, стоявший к дороге спиной, то ли чутье на неприятности имел совсем никакое, то ли сказался охотничий вамповский инстинкт, каким чужой порученец, вестимо, обладать не мог. А только на лихую беду, ту самую, одну из трех, среагировал один лишь Стас и то с сомнительным успехом.

Из проезжавшей мимо на умеренной, ничем не примечательной, обыденной скорости рвотного цвета «девятки» полыхнуло грохотом и огнем по Стасу – уже в полете к спасительной матушке-земле. Кураторский порученец упал, как сносимый бульдозером памятник, убитый на месте, скорее всего даже не осознав, что его жизни, курьерской и мирской, положен ныне предел. Стас достиг грязного снежного асфальта дороги живым, но далеко не невредимым. Две свинцовые маслины все же достали охотничье тело, удачливо и невезуче одновременно. Потому как если первая засела в животе и никакого вреда, кроме временного неудобства, охотнику доставить не могла, то со второй дело обстояло иначе. Повезло неслыханно охотнику оттого, что автоматный снаряд прошил драгоценное его сердце, средоточие жизни и бессмертия насквозь, навылет, не разорвав и не остановив навеки, а только повредив. Что было, безусловно, удачей. Оборотная сторона медали явила же себя в том, что ближайшие пять-шесть часов требовали от охотника полной неподвижности и снижения сердечных ритмов до самого минимума, дабы дать важному органу восстановиться и вернуть тело к нормальной жизни.

Грязно-бежевая передвижная огневая точка тем временем делала резкий, с визгом шин, разворот, и из задней открытой дверцы уже торчала хмурая рожа в зеленых очках. Одну руку обладатель рожи держал наготове подцепить чемоданчик, в другой был зажат, что уместно и неудивительно, изрядный ствол. Подельники его на передних местах тоже отсвечивали совсем не водяными пистолетами. И Стас счел за благо притвориться мертвым. Слава Богу, лихие люди спешили и контрольных выстрелов производить по безусловно неподвижным телам не стали. Все ограбление с двумя убийствами заняло не более тридцати секунд. После чего беспредельщики, с, естественно, не читаемыми от грязи номерами, убыли с добычей. Охотник и незадачливый напарник-курьер остались лежать в соленой снежно-красной жиже у бровки.

К окровавленным телам уже бежал суелюбопытный и охающий народ, числом небольшой. Обмен между курьерами происходил за церковью, вдали от лотков с сувенирами и немногочисленных туристов, однако перестрелка средь бела дня никак не могла не привлечь внимания. Стас же счел за лучшее из роли покойника не выходить, лежать совершенно натурально мертвым, благо упал он лицом вверх, а не физиономией в раскатанную снежную грязь. И были у охотника к вынужденному лицедейству веские обстоятельства. Сигнал тревоги, нажав кнопку на мобильном телефоне, он передать все же смог, следовательно, Миша о ЧП уже осведомлен и передаст хозяину. А вот «скорые помощи» и реанимационные отделения больниц в планы охотника никак не входили. Сердобольные зеваки, однако, уже отзванивались по «03», и невдалеке тормозила подлетевшая милицейская машина с мигалкой.

Прекрасно представляя себе, какой фурор произведут его медицинские показатели на много чего повидавших на своем веку медиков, Стас решил, что мертвым телом ему пребывать выгоднее, а там как повезет. Повезло же, вернее будет сказать – повезли циники-медбратья, врач и фельдшер, ушлые мужики, незадачливого охотника прямехонько в морг, дожидаться вскрытия и судмедэкспертизы. Предварительно накрыв с головой вонючей от хлорки простыней и незаметно отстегнув с покойницкой руки баснословной цены «брегет» – хозяйский новогодний подарок за беспорочную службу.

Стас от возмущения подобной наглостью чуть не подавился слюной, и ритмы сердечные непроизвольно ускорились, что тут же отозвалось полыхающей, обессиливающей болью по всему телу. Пришлось взять себя в руки и успокоиться. Часы, ну что, часы и есть часы, слава Богу, не последние. Мимо смерти, можно сказать, пронесло, а он за погремушку ерепенится, корил себя Стас. Но знал, однако, что дело не в часах, а в тырщиках-ублюдках и в том, что часы эти совсем даже не часы, не куплены и не зажилены, а получены как награда и символ из рук, из которых и копейка – счастье. Оставалось только прикидываться покойником и далее, теша себя воображаемыми картинами того, как бы расправился с бессовестными воришками, имей он возможность стоять на ногах или хотя бы рану менее серьезную.

В морге охотнику решительно не понравилось. Отвратительное оказалось место. Холодно, воняет формалином, нетрезвые служители гогочут и матерятся. Но и это бы все ничего, да только вот раздели догола, не церемонясь, и так, в костюме от Адама, и бросили, словно чурку, на цинковый стол, в приятном соседстве с настоящими уже покойниками. Стас, однако, издевательство терпел. Хорошо хоть не отправили сразу на вскрытие, а то пришлось бы здешнего прозектора сильно удивить, а резкие движения для охотника сейчас были – верная смерть. Но вскрывать его пока что не особенно торопились.

Часа этак через два охотник ощутил заметное облегчение. Вышла и пуля из живота. Известное дело, брюхо – такое место, что заживает, чихнуть не успеешь. Осталось только дождаться полного выздоровления и заодно обдумать план побега из запертого морозильника.

Чтобы не беспокоить попусту домашних, экстренную летучку хозяин созвал непосредственно в здании фонда. Сам явился в город, не поленился ради такого дела, пакостного и чреватого. По номерам охотничьего джипа и правам личность мнимого покойника была установлена представителями закона быстро и со старанием, не без надежды на вознаграждение. Так что уже к трем часам пополудни Миша, а с ним и вся боевая группа имели сведения чуть ли не обо всех подробностях наглого разбоя. Хотя достоверные предположения были налицо задолго до получения непосредственной информации из милицейских рук. Что дело дрянь, Мише стало ясно, еще когда от охотника произошел «пустой» звонок в условленное к передаче денег время. После связь с ним была прервана. А спустя без малого час в тревоге отзвонился и посланник высоких кураторов. Вскоре он прибыл на Плющиху собственной персоной, уполномоченный и нервный. Впрочем, заседанию посланник, или «адъютант», как сам он указывал называть себя, не желая раскрывать инкогнито, помешать ничем не мог, а вот помочь – очень даже. «Адъютант», моложавый мужчина приблизительно средних лет, был, что называется, высоколобым, совсем не быкообразный, а скорее даже интеллигентного типа, если бы не сильный народный акцент, с неправильными ударениями и неточной фонетикой. Спустя первые десять минут общения с ним и Мише, и хозяину стало с почти стопроцентной вероятностью ясно, что кураторы к «бяке» не причастны совсем. Чутье подсказывало то же. Тем более что преставившийся курьер получателя был не просто тренированным наемником, пусть и доверенным, а ни больше ни меньше как родным племянником одного из надзирающих за конторой лиц.