– Ох, да. Я лорд Люкселлиан. Кто же вы?

– Я гощу в поместье Скалы, я мистер Найт.

– Я слышал о вас, мистер Найт.

– И я о вас слышал, лорд Люкселлиан. Я рад познакомиться с вами.

– Я могу сказать то же самое. Мне знакомо ваше имя в печати.

– И я знаком с вашим. Это ее дом?

– Да.

Дверь была заперта. Найт, подумав мгновение, обыскал карманы бездыханной женщины и нашел в них увесистый ключ, который, когда его вставили в замочную скважину, легко отомкнул дверь. Огонь в камине потух, но лунный свет лился в комнату через прорубленное в стене окно и рисовал узоры на полу. Лунные лучи позволили им рассмотреть, что комната, куда они вошли, была прекрасно меблирована, то была та самая комната, в коей побывала в одиночку Эльфрида двумя или тремя вечерами ранее. Они опустили свою бездыханную ношу на старомодную кушетку, что стояла у стены, и Найт стал искать вокруг лампу или свечу. Он нашел свечу на полке, зажег ее и поставил на стол.

Оба, и Найт, и лорд Люкселлиан, внимательно изучили взглядом ее бледное лицо, и оба остались почти убеждены, что не было ни малейшей надежды. Никаких следов насилия не было заметно на ее теле при том беглом осмотре, что они сделали.

– Думаю, поскольку мне известно, где живет доктор Грейсон, – сказал лорд Люкселлиан, – лучше бы мне бежать за ним, а вы побудьте здесь.

Найт согласился на это. Лорд Люкселлиан затем вышел, и его торопливые шаги замерли вдали. Найт продолжал стоять, наклонившись над телом, и еще несколько минут тщательного осмотра полностью убедили его в том, что этой женщине уже нельзя помочь при помощи ланцета и обезболивающих. Ее конечности уже начали коченеть и стали ледяными. Найт накрыл ей лицо и сел на стул.

Шли минуты. Эссеист продолжал размышлять обо всем, что случилось за эту ночь. Его взгляд уперся в стол, и через время он заметил, что на нем лежали в беспорядке письменные принадлежности. Теперь он уже рассматривал их: там были чернильница, перо, пачка промокательной бумаги и бумага для записей. Несколько листков бумаги были брошены в сторону от других, это оказались письма, кои начали и бросили, словно фразы в них не показались удовлетворительными автору. Палочка черного сургуча и печать тоже здесь были, словно запечатать письмо, как обычно, не показалось ей вполне надежным. Брошенные листки бумаги открыто валялись на столе, давая возможность ему, не вставая, прочесть те несколько фраз, что были на каждом из них. Первый начинался так:

СЭР,

Как женщина, коя однажды получила благословение неба, воспитав любимого сына, я молю вас принять предостережение…

Другое:

СЭР;

Если вы соблаговолите принять предостережение от незнакомки до того, как станет слишком поздно свернуть с намеченного пути, выслушайте…

Третье:

СЭР;

Вместе с моим письмом я посылаю вам еще одно, которое, если его отправить безо всяких пояснений с моей стороны., поведает поразительную историю. Во всяком случае., я хочу добавить несколько строк от себя, чтобы ваше заблуждение стало для вас еще яснее…

Было очевидно, что после всех этих отвергнутых вступительных фраз, четвертое письмо, кое сочли подходящим, написали и отправили. На столешнице было две капли сургуча, а палочка, с коей они упали, лежала на самом краю стола, едва не падая; конец ее наклонился вниз, тем самым показывая, что воск, содержащийся в ней, был все еще теплым. Здесь же стояло кресло, в коем сидел автор письма, был оттиск адреса, лежащий на пачке промокательной бумаги; да и сама несчастная вдова в результате этих усилий лежала мертвой в одной с ним комнате. Найт прочел достаточно, чтобы прийти к выводу, что миссис Джетуэй, будучи озабочена проблемой огромной важности, о которой должна была сообщить некоему другу или знакомому, написала ему очень осторожное письмо и отправилась сама на почту, чтобы его отправить, и что она не возвращалась домой с тех пор, как покинула его, пока лорд Люкселлиан и он сам не принесли ее обратно мертвой.

Невыразимая меланхолия всей картины, в то время как ожидание его все длилось, в молчании и одиночестве, ничуть не противоречило настроению Найта, даже несмотря на то, что он был помолвлен с красивой и обаятельной девушкой и он совсем недавно был в ее обществе. В то время как он сидел у останков разрушенной башни, у него возникло новое чувство – что затянувшийся период бездействия, который он себе позволил, наслаждаясь обществом Эльфриды, явно не может хорошо сказаться на нем как на человеке, у которого полно работы. Такие размышления могли быстро положить конец его спешке жениться на ней.

Найт, по его собственному мнению, был тем, кто не достиг своей цели оттого, что слишком тщательно прицеливался. Теперь, в значительной степени отказавшись от неосуществимых стремлений, он всерьез желал направить свои силы в более практическое русло и таким образом исправить те склонности, кои он выявил у себя путем самоанализа, – склонности, что никогда не приносили ни ему самому, ни его собратьям-людям ни малейшей пользы. Сделать первый шаг в этом направлении, жениться, – мысль, которая с тех пор, как он познакомился с Эльфридой, была упоительной идеей, в этот вечер показалась ему уже не такой замечательной. Скорее всего, обнищание его иллюзий, кои он питал насчет своей возлюбленной, нужно было винить в том, что он переживал сейчас упадок сил и что к нему вернулись прежние мысли об утраченном времени. Несмотря на то что сердце Найта одержало над ним победу и с той поры руководило всеми его помыслами, даже такая сильная власть чувства не могла с легкостью совладать с первым пробуждением рассудка от радостного сна сердечной неги.

Его размышления были прерваны шумом колес и лошадиным топотом.

Дверь открылась, чтобы пропустить хирурга, лорда Люкселлиана и мистера Кула, коронера местного отделения (который присутствовал в Касл-Ботереле в тот самый день и вел с доктором послеобеденную беседу, когда к ним прибыл лорд Люкселлиан); следующими зашли две медсестры и несколько любопытных.

Мистер Гренсон после беглого осмотра объявил, что женщина умерла от удушья, вызванного огромнейшим давлением на дыхательные органы; были приняты меры, чтобы расследование было произведено на следующее утро, до возвращения коронера в Сент-Лансес.

Вскоре после этого коттедж вдовы покинули все живые люди, и она осталась и в смерти, как была в жизни на протяжении последних двух лет, в полном одиночестве.

Прошло шестнадцать часов. Найт вошел в гостиную, которая принадлежала леди в поместье Скалы, возвратившись после участия в расследовании смерти миссис Джетуэй. Эльфриды не было в комнате.

Миссис Суонкорт сделала несколько замечаний о вердикте и о дополнительных обстоятельствах. Затем она сказала: