– Этим утром почтальон ушел за минуту до того, как ты возвратился в дом. Для тебя пришло всего одно письмо, и оно у меня здесь.

Она достала письмо из своей рабочей шкатулки и отдала ему. Найт рассеянно взял письмо, но, будучи поражен его видом, пробормотал несколько слов и покинул комнату.

Письмо было запечатано черной сургучовой печатью, и почерк, которым был подписан адрес, длинный и заметный, так и стоял у него перед глазами со вчерашнего вечера.

Найт пришел в великое волнение и стал осматриваться в поисках места, где его никто бы не потревожил. Наступило время года, когда выпадает сильная роса, что лежит на травах в тенистых местах весь день напролет; несмотря на это, он зашел на маленький клочок заброшенной лужайки, окруженный кустарниками, и там внимательно прочел письмо, которое открыл на ходу.

Почерк, печать, бумага, первые фразы – все сказало ему в тот же миг, что это письмо вышло из-под пера миссис Джетуэй, теперь уже мертвой и бездыханной. Он сразу понял, что оборванные заметки, которые попались ему на глаза прошлой ночью, предназначались именно ему, а не кому-то другому. Он вспомнил некоторые слова Эльфриды, что она лепетала во сне на пароходе, прося кого-то не говорить ему что-то или это приведет к ее гибели, – факт, который показался ему тогда столь тривиальным и бессмысленным, что он почти забыл нем. Все это пробудило в Найте чувство, очень значительное по своей силе и в высшей степени мучительного свойства. Листы бумаги в его руках дрожали, пока он читал:

ДОЛИНА ЭНДЕЛСТОУ

СЭР!

Женщина, которой уже нечего терять на этом свете и которая поэтому не боится никаких порицаний, что могут пасть на ее голову после этого письма, желает дать вам несколько намеков, касающихся леди, кою вы любите. Если вы соблаговолите принять предостережение до того, как станет слишком поздно, вы поймете, что именно автор этого письма хотел вам сказать.

Вы обмануты. Может ли такая женщина быть достойной вас?

Та, которая однажды окрутила честного молодого человека, а затем пренебрегла им, и он от этого умер.

Та, что после этого сделала своим возлюбленным юношу низкого происхождения, которому ее отец отказал от дома.

Та, что тайком сбежала из дому, чтобы стать женой этого юноши: они встретились и уехали вместе в Лондон.

Та, что по той или иной причине возвратилась домой невенчанной.

Та, что в последующей переписке с ним заходила так далеко, что называла его своим супругом.

Та, что в приложенном здесь письме просила меня, ту, которая знает всю историю лучше, чем кто-либо другой, держать эти скандальные подробности в секрете.

Я надеюсь, что совсем скоро окажусь там, где ни хула, ни благословение уже не долетят до моего слуха. Но пока Господь не прибрал меня к себе, Он дал мне силу отомстить за смерть моего сына.

ГЕРТРУДА ДЖЕТУЭЙ

К этому посланию была приложена записка, сделанная карандашом, что Эльфрида написала в коттедже миссис Джетуэй:

ДОРОГАЯ МИССИС ДЖЕТУЭЙ,

Я была у вас в гостях. Я очень хотела с вами увидеться, но ждать дольше я не могла. Я приходила вас умолять не претворять в жизнь те угрозы, что вы мне неоднократно повторяли. Не говорите никому, я умоляю вас, миссис Джетуэй, не говорите ни одной живой душе, что я однажды тайком сбежала из дому! Это разрушит мои отношения с ним и разобьет мне сердце. Я сделаю для вас что угодно, если только вы будете добры ко мне. Именем нашей обычной женской солидарности я умоляю вас: не оскандальте меня.

Искренне ваша, Э. СУОНКОРТ

Найт измученно повернул голову в сторону дома. Начиная от кустарников, где он стоял, склон быстро повышался, почти достигая уровня первого этажа особняка Скалы. Там был выступающий угол гардеробной Эльфриды, и в этой гардеробной располагалось два окна подряд, где свет горел таким образом, что с того места, где стоял Найт, его взгляд мог охватить оба окна и осмотреть всю комнату. Эльфрида была там; она мерила шагами гардеробную, ходя между двумя окнами и рассматривая свою фигуру в большом зеркале в подвижной раме. Она осматривала себя спереди долго и внимательно, делала разворот и поворачивала голову назад и смотрела на свое отражение через плечо.

Никто не мог бы утверждать с уверенностью, была ли то ее цель или она занималась этим из каприза; она могла совершать эти движения в самой рассеянности из-за глубокой печали. Она могла стонать из самой глубины сердца: «Как я несчастна!» Но на Найта это произвело плохое впечатление. Он печально уронил взгляд. В этом случайном стечении обстоятельств письмо мертвой женщины обладало куда большим достоинством, чем все то, что оно действительно означало. Сплетение случайностей придало злобному навету звучание безжалостного правосудия, что эхом доносилось из могилы. Найт не мог вынести обладания этими письмами. Он порвал их в клочья.

Найт услышал треск веток в кустах позади и, повернув голову, увидел Эльфриду, которая шла за ним. Честная девушка смотрела ему в глаза, улыбаясь тоскующей улыбкой надежды, слишком вымученной, нельзя было не видеть, что за надеждой прочно угнездился страх. Его жестокие слова, брошенные ей в лицо прошлой ночью, все еще лежали у нее на сердце тяжелым камнем

– Я увидела тебя из своего окна, Генри, – сказала она робко.

– Роса промочит тебе ноги, – отвечал он, словно глухой.

– Меня это не заботит.

– Это опасно – промочить ноги.

– Да… Генри, что случилось?

– Ох, ничего. Следует ли нам возобновить нашу беседу, что я вел с тобой прошлой ночью? Нет, наверно, нет; наверно, мне лучше не стоит.

– Ох, мне невмоготу говорить! Как это все ужасно! Ах, я хочу, чтобы ты снова стал самим собой, моим любимым, и целовал меня, когда я подхожу к тебе! Почему ты не предлагаешь мне поцелуй? Почему бы не поцеловаться?

«Слишком свободные у ней манеры, чересчур свободные», – услышал он бурчание своего внутреннего голоса.

– Это все тот злобный разговор прошлой ночью, – продолжала она. – Ох, эти слова! Прошлая ночь стала для меня ночью скорби.

– Поцелуй!.. Я ненавижу это слово! Не говори мне о поцелуях, ради бога! Я полагал, что ты могла бы с успехом проявить достаточно такта и не произносить слово «поцелуй», памятуя о всех, кому ты его разрешала.

Она очень сильно побледнела, и неподвижное и безутешное выражение овладело ее лицом. Это лицо было столь тонким и нежным сейчас, что легкое прикосновение к нему пальца оставило бы лиловато-синий след.

Найт пошел прочь, и вместе с ним Эльфрида, молчаливая и непротестующая. Он открыл ворота, и они пошли по тропинке, пересекающей скошенное поле.

– Быть может, я навязываюсь тебе? – спросила она, когда он закрывал ворота. – Мне лучше уйти?