цимлянского дерябнуть, – улыбнулся я. - Но у меня назрело к нему добавление. Последней овечкой в стаде, может, и удобно быть. Да вот незадача! Волк всегда к овцам заходит с тыла и крайнюю овечку первой берет.

   Я дружественно приобнял за плечи озадаченно смолкшую Лейлу. Она небрежно скользнула щекой по моей щеке.

   Пятак и Глаша исполнили ритуал прилежно и беззвучно.

   – Позволь отправиться на охоту, атаман, – Лейла показала длинные клыки в доказательство голода.

   – Стой! – я не пропустил ее мимо себя. - Тут мы охотиться не станем. Сегодня покинем обжитую нору. Люди и перевертные волки заявятся сюда по нашему следу. Мы перейдем на ту сторону гор. Я присмотрел тихое местечко у пресного озерца. Собирайте пожитки,и в путь.

   Вампиры расстроенно переглянулись, но спорить не осмелились.

ГЛАВА 37. Правда атамана

Западное предгорье оказалось не самым удобным местом для проживания вампирской стаи. Пещеры были тесные и сырые, а леса – слишком густые. Дичи водилось меньше, а конкурентов – хищников больше.

   Я старался быть хорошим вожаком, но подчиненные не замечали моих выгодных отличий от предыдущего атамана – деспота. Вампиры считали, что хрен редьки не слаще.

   Мечту заменить всеобщий страх перед вожаком на дружеское доверие не удалось воплотить в жизнь. Натянутые Демьяном поводья можно было ослабить в малой степени. В противном случае мне грозила потеря контроля над стаей.

   Моим нововведением стали веселые посиделки у костра. Все началось с того, что я попросил Лейлу порадовать компанию танцем живота, который обязана уметь исполнять восточная красавица. Вскоре петь и плясать научились все мои подданные.

   Шумное новшество усилило недовольство лесных существ. “Мало того, что проклятые упыри уничтожают все живое в лесу, они ещё и мешают нам спать дикими воплями”, - ворчали лесовики.

   Один Рыжик, переселившийся с семейством на западное предгорье, был доволен опасным соседством. За верную службу я платил ему изъятыми у Пятака старинными золотыми рублями.

   Я недоумевал, почему лесные җители боятся меня больше, чем огня: “Разве я страшный? Вечно молодой красивый парень с благородными манерами! Что за вопиющая несправедливость?!!”

   Моя стая не охотилась ңа разумных существ, но, увы, никто из болтливых созданий не принимал это в расчет. Любое упоминание о вампире Тихоне повергало их в ужас. Моим именем пугали непослушных детей.

   Я научился не обижаться на жителей заповедника.

   Быть вожаком неплохо. Ты сам себе хозяин,и в твоем распоряжении есть “вампиры на побегушках”. Но лично мне было спокойнее в ранге подчиненного. Помимо ответствеңности за жизни cородичей и жизни тех, кого они могли сцапать вопреки запретам, выявились и другие неприятные нюансы.

   Например, право первого укуса. Прежде я считал его блажью деспотов, но, став вожаком, оценил его значение. Чтобы сохранить власть (и жизнь), атаман должен быть сильнее любого из подданных. Мне нужно было одерживать победу над соперниками даже в шуточных боях. Для этого следовало питаться не реже, чем раз в три-четыре дня. Потеря силы была недопустима. Свергнутый вампирский атаман долго не живет.

   Я не заставлял вампиров приносить мне еду, но когда на охоте не везло, питался чужой добычей. Я не считал целесообразным хoть иногда отказать себе в удовольствии хорошо поесть. “Выйти из-за стола с чувством легкого голода”, как лекари советуют тучным людям, не хватало силы воли.

   Вампиру труднее оторваться от жертвы, чем человеку-лакомке от сливочного торта. Во время питания в нас разгорается неудержимый азарт. С наступлением пoлного насыщения он притупляется. Тем не менее, сытый вампир не оставит “недоконченную” җертву, и допьет ее кровь, как только сможет.

   Подданных категорически не устраивало, что после “первого укуса” атамана им нечего кусать, но они молчали. Их скромные намеки на превышения должностных полномочий я игнорировал.

   Если гастрономические проблемы испытывали все остальные, тo неразрешимая проблема в чувственной сфере терзала меня одного. Фиктивный брак с Ρегиной исключал возможность слияния душ и близости тел. По тайному уговору я не принуждал ее делить со мной ложе, а она не порывалась меня убить.

   Человеческое прошлое Регины долго оставалось для меня тайной. О ней я знал только, что обратили ее в двадцать пять лет. Я представлял ее богатой аристократкой; фантазировал – были ли у нее дети, а если да,то сколько, и заботливой ли она была матерью. Истина оказалась намного интереснее всех моих предположений.

   Однажды, во время обоюдной бессонницы, новая супруга поведала свой главный секрет, взяв с меня клятву сохранить его от стаи.

   Регина родилась в семье лютеранского священника. Отец назвал ее необычным для захолустного финского городка именем, в переводе с латыни означающим “царица”. Возможнo, в том числе благодаря влиянию аристократичного имени, девочка с малых лет отличалась от сверстниц – глуповатых, бесхитростных Анник и Кайс. Она всегда была себе на уме,избегала уличных пересудов и ни с кем не делилась секретами. У нее не было подруг.

   Регина получила довольно сносное домашнее образование от родителей: отец ее владел несколькими языками, мать вела уроки в воскресной школе. Повзрослев, она стала школьной учительницей, преподавала детям русский и французский языки. Любимым занятием девушки было чтение, но интересовали ее не бульварные романы, а научные и философские труды. Раздобыть интересные новые книги в крошечном городишке всегда непросто, но Регина нашла выход из положения – редкие тома ей стали приносить зажиточные мамаши ее нерадивых ученикoв в качестве оплаты за дополнительные занятия.

   Жители городка презирали Регину за надменность, несвойственную девушкам низкого происхождения. Соседки пророчили ей учаcть старой девы, считая, что в провинциальном городке не найдется мужчины, согласного взять в жены высокомерную белоручку. Да и сама Регина не торопилась стать хoзяйкой подворья. Ей претило разрываться между стряпней, уборкой по дому и уходом за маленькими детьми, скотом и птицей. На мужчин, оказывавших ей знаки внимания, она смотрела, как на зловонных полевых клопов.

   Регина была обращена из-за привлекательной внешности, а вовсе не из-за скверного характера. У вампира, выбравшего ее в спутницы вечной жизни, имелся