во всей этой истории? Как быть с моей работой?

— Она в любом случае будет закончена.

— Когда? Если судить по твоим грандиозным планам, времени у тебя будет не слишком-то много.

— У меня его и сейчас мало, но разве мы не работаем?

— Работаем, конечно, — подавленно согласилась Софья. — Все меньше и меньше…

— Но ведь главное нам как будто ясно.

Она усмехнулась.

— Если следовать твоей логике, скоро можно будет ее и совсем побоку. Как-нибудь доползет до финиша… на мастерстве рядовых исполнителей… Ладно, что об этом говорить. Насильно мил не будешь. А теперь скажи, когда эта блестящая идея пришла тебе в голову?

— С полгода назад, — не сразу сказал Кент.

— А почему я впервые слышу об этом?

Кент молча рисовал на бумаге чертиков.

— Почему? — повторила Софья. — Опять тебе нечего сказать… Ты решил, что я буду против. А почему ты так решил? Неужели испугался, что я встану на твоем пути, помешаю твоей карьере?

— Карьере? — поднял на нее глаза Кент. — Ты считаешь, что я делаю все это ради карьеры?

— Да нет, Кент, не считаю… Но какое-то объяснение этому должно быть?

— Просто не знаю, что сказать, — беспомощно пожал плечами Кент. — Как-то так все получилось. Но поверь — я и в самом деле собирался все рассказать тебе.

— Чтобы поставить меня перед фактом? Потеснитесь, Софья Михайловна, дайте дорогу молодому дарованию, не примазывайтесь к чужим лаврам…

Она понимала, что говорит слишком уж обидчиво, чересчур по-женски, ей даже плакать захотелось.

— Зачем ты так, Соня?

— А как же еще, Кент? — с горечью спросила она. — Как? Что же я для тебя, подножие для твоего пьедестала почета? Пока нам было по пути, все хорошо, а дальше — как знаете, Софья Михайловна? Почему ты сразу не рассказал мне? Или я своим куцым бабьим умом не смогла бы понять тебя? Так, что ли? Зачем все это, Кент? Вообще подумай — так ли ты все делаешь? Решил пробиваться в одиночку? А не надорвешься?

— Куда пробиваться? И при чем тут какой-то пьедестал почета, карьера? Ты всерьез думаешь, что мне это нужно?

Вот тогда и спросила его:

— А чего ты, собственно, хочешь?

— Как то есть чего? — слегка опешил Кент.

— Вообще — чего ты хочешь от жизни? Думал же ты об этом?

— Конечно, — медленно согласился Кент. — Как и ты, и все прочие.

— Ну?

— Хочу стать  м а с т е р о м.

— Мастером?

— Да, — кивнул Кент, — мастером. Если хочешь — своего рода совершенством.

— Вот как…

— Если тебе не нравится термин, — натянуто улыбнулся Кент, — можно подыскать другое слово. Профессионалом. Первоклассным специалистом. На лавры гения-универсала я не претендую — не те времена, — он усмехнулся, — но быть лидером, в своей области, разумеется, — почему бы нет? Мне кажется, я смогу им стать. Знать и уметь больше, чем другие специалисты, — что в этом зазорного? И я стану лидером, Соня, — спокойно сказал он. — Я чувствую, что у меня есть для этого все данные — силы, воля, упорство и, если хочешь, талант. Этого у меня ведь тоже как будто не отнимешь?

— Да, талантом тебя бог не обидел, — задумчиво сказала Софья. — Воли и силы тоже, очевидно, хватит. А если всего этого мало, Кент?

— А что еще нужно, по-твоему?

Софья помолчала и сказала, вставая:

— Это я тебе потом скажу.

— Когда?

— Когда-нибудь. Сейчас еще не время.

— Почему?

— Ты не поймешь.

Кент пожал плечами и сказал с нарочитым безразличием:

— Ну, как знаешь… А то поучила бы уму-разуму.

Он ушел, как будто обидевшись на нее, а она продолжала думать. Да, ты, бесспорно, талантлив, у тебя незаурядный, на редкость ясный и логический ум, и воля у тебя железная, и работоспособность феноменальная, и сил на троих, — но что ты будешь делать со всем этим богатством, когда твоя душа будет корчиться от боли и ты будешь звать кого-то, кто хоть немного мог бы помочь тебе? А такое время придет, Кент, обязательно придет. Оно приходит ко всем, так уж устроен человек, так устроен мир, и ты не настолько примитивен, чтобы эта призрачная броня — твой талант, твой ум, твоя воля — могла наглухо замуровать твою душу в непроницаемый панцирь. Но сейчас тебе бесполезно говорить об этом, ты и в самом деле ничего не поймешь, ты примешь мои слова за сентиментальные бредни одинокой стареющей женщины. Но, может быть, эта женщина и сумеет тогда помочь тебе, если ты еще не успеешь оттолкнуть ее от себя… А мне очень не хотелось бы этого, Кент…

28

Такое время пришло даже раньше, чем думала Софья. А пока все шло просто великолепно. Кент, словно пытаясь загладить свою вину перед ней, усиленно занимался ее работой, больше не упоминая о «контрабанде», предназначавшейся для геологов. Софья как-то сама заговорила о ней, но Кент отмахнулся:

— Время еще есть.

О переговорах с Веденеевым он не распространялся, объяснив:

— От меня уже мало что зависит, надо ждать, когда сработает министерская машина, а колесиков и винтиков у нее ой как много…

И наконец он пришел к ней с победой. Она поняла это по его ликующей улыбке и хмельному блеску в глазах.

— С чем тебя поздравить?

— С двумя миллионами, Софьюшка, — сказал он, будто сам еще не верил этой фантастической цифре. — По миллиону в год, начиная с первого января. А там видно будет. Я думаю, дадут еще, если понадобится.

— Как будто ты не знаешь, что понадобится.

— Но ведь и два миллиона — это ого, да?

— И ничего взамен?

— Ну как же… Они свое получат, но все это и нам нужно будет.

— Все? — усомнилась Софья.

— Ну, почти все, — покладисто уточнил Кент. — Правда, еще курятник…

— Что еще за курятник?

— ЦИПК. Центральный институт повышения квалификации. Но на это деньги отпущены особо, от меня требуется только разработать программы и читать лекции.

— Только… — покачала головой Софья. — Когда же ты будешь заниматься этим «только»?

— Найду время, это же несложно. Сдеру у американцев, у них все это есть, да чуть подкорректирую под уровень наших машин и инженеров. И еще новость, Софьюшка, — довольно подмигнул Кент. — Еду в Штаты. Надо своими руками пощупать все, что у них есть.

— Надолго? — с невольной завистью спросила она.

— Месяца на четыре. Документы велено подавать немедленно.

Документы Кент подал, но в Соединенные Штаты поехал только через три года…

Он пришел к ней, как обычно, вечером, поглядел пустыми глазами и громким хриплым шепотом сказал:

— Беда-то у меня какая, Соня… Ольга умерла.

— Какая Ольга? — не сразу поняла Софья и ахнула: — Сестра?!

— Да.

— Как же это? — Она чуть не села мимо