– О чем задумалась? – спросил Джорди.

– Ни о чем. Честное слово, ни о чем.

Джорди улыбнулся ей, и от его улыбки ей почему-то стало тоскливо. Улыбка Джорди была почти отцовской. Нежной, ласковой, но отцовской. Ничего удивительного: Иззи была для него почти ребенком. Девочкой, которую он знает давным-давно. Молодой, наивной, не представляющей никакого интереса. Подругой его падчерицы. А как же тот вечер, когда у нее порвалось ожерелье и он достал жемчужину, закатившуюся в вырез платья? Помнится, Иззи тогда казалась себе загадочной, сексапильной, притягательной. Ей могло казаться что угодно. Кто не совершает глупых поступков? А Джорди тем вечером был в ударе, опьяненный торжеством, устроенным в его честь, и своими литературными успехами. Она была всего лишь дорогой малышкой Иззи.

– Дорогая малышка Иззи, – вдруг произнес он вслух.

И тогда у нее внутри что-то щелкнуло. Что-то опасное.

– Не называй меня так! – резко потребовала Иззи. – Терпеть не могу это словосочетание.

– Извини.

– Думаю, мне пора. С твоего позволения, удаляюсь. Я очень устала и…

Иззи порывисто встала и вдруг опрокинула бутылку красного вина. Бутылка была полна всего на четверть, но почему-то вина оказалось слишком много. Он потекло по столу и дальше, вниз, на пол. Тарелка Джорди была вся в красных брызгах. Вино запачкало ему колени. Красные ручейки зримо показывали всю неловкость Иззи и отсутствие хороших манер.

– Боже мой! – бормотала она, глядя на залитый стол. – Только я умею все испортить. Надо же! Абсолютная идиотка.

Потом она заплакала. Медленными крупными слезами, вобравшими в себя униженность, отверженность и отказ в праве на счастье. Джорди явно поразила ее реакция. Он встал, взял ее за руку и сказал:

– Давай просто тихо уйдем отсюда.

Он бросил на стол двадцатидолларовую бумажку, значительно превышавшую стоимость того, что они съели и выпили, и повел Иззи прочь из ресторана.

– Прости меня, пожалуйста, – сказал он, когда они сидели у нее дома. – Я совсем забыл. Хотел просто пошутить. Честное слово. Ты же знаешь, как я тебя обожаю.

– Зачем ты говоришь глупости? Ты меня совсем не обожаешь. Больше я это слышать не хочу.

– А я повторю снова, потому что действительно обожаю тебя. – Лицо Джорди было серьезным. – Скажу больше: я люблю тебя. Понимаю, что не должен этого говорить. Но я люблю тебя…

Иззи ойкнула. В комнате вдруг стало тихо. Очень тихо. Где-то за барьером тишины тикали часы. Розовая фарфоровая лампа бросала яркий свет на коврик, заменявший настоящий, добротный ковер. Иззи вдруг заметила, что местами коврик изрядно протерт. Ничего удивительного: она купила его в благотворительном магазине всего за десять долларов. Но ей понравились его цвета, пусть и выгоревшие. Чередование розовых и голубых пятен.

– Иззи, ты меня слышишь?

– Что? Прости. Да.

* * *

В тот вечер у них не дошло до постели. У Иззи внутри все было взбаламучено. От страха и возбуждения у нее кружилась голова. Она попросила Джорди уйти.

– Джорди, мне надо подумать. Я должна привыкнуть к этой мысли.

– Можно я приду завтра?

– Конечно. Приходи.

Он пришел в середине дня, с большим букетом красных роз и бутылкой шампанского.

– Я должен был прийти. Конечно, воскресенье неподходящий день для соблазнения, однако…

– Самый неподходящий, – с улыбкой согласилась Иззи. – Я угощу тебя кофе, а затем ты уйдешь.

– Сразу?

– Почти сразу.

– Тогда прежде, чем пить кофе, мы должны с тобой лечь.

Джорди смотрел на нее, буравя глазами. Иззи ощущала это физически. В ней поднималась сильная, неотвратимая волна желания, заставлявшая ее извиваться всем телом. Джорди это заметил и пальцем коснулся ее губ:

– Не будем терять время, дорогая Изабелла.

«Ну как это могло случиться? – потом недоумевала Иззи. – Как ты оказалась в постели с чужим мужем?» Но ведь чужой муж был так нежен и внимателен к ней. В отличие от Генри, он не торопился сделать свое дело. Он дарил ей удивительные, ни с чем не сравнимые ощущения. Заполнял ее наслаждением до краев. Она и представить не могла, что существуют такие удивительные состояния. Она кричала от страсти и удовольствия. А потом, лежа в его объятиях, слушала слова любви. Как все это могло произойти? Разве наряду с наслаждением она не слышала тихий, настойчивый голос совести, предрекавший, что потом она будет раскаиваться в содеянном? И разве она не знала, как называется то, что произошло у нее с Джорди?

С того воскресного дня Иззи не оставляла попыток разорвать их связь. Нужно все прекратить, пока еще не слишком поздно и пока они оба не пострадали от последствий. Это не может продолжаться. Она не имеет права строить свое счастье таким жестоким способом. Иззи решала, что скажет ему об этом, когда он позвонит или придет к ней. Они будут прощаться, и она обязательно скажет… Но как можно так больно бить по человеку, который только что рассмешил тебя до слез и сказал, как он счастлив с ней? Можно ли отталкивать этого нежного, щедрого, такого совершенного мужчину?..

И с каждым днем, с каждым часом их связь приводила Иззи во все большее замешательство, делала ее все уязвимее. Наверное, так и бывает, когда любишь. Иззи хотелось верить, что теперь ею управляет любовь.

* * *

– Венеция, у меня возникла идея. Ты можешь меня выслушать?

– Конечно.

– Дело в том… – взволнованным голосом начала Адель. – В общем, я получила телеграмму из «Рекорда».

– И что в телеграмме?

– Им очень понравились мои снимки. Я так и думала. Теперь они хотят, чтобы я сделала еще серию снимков. Им нужны идеи. Ты ведь знаешь, идей у меня всегда хватало. Я решила сделать репортаж «День из жизни деревни»…

– Дорогая, так это же здорово!

– Вот и я о том же. У меня все просто бурлит внутри. Я так счастлива. Им нужен целый список идей. Я им мигом его составлю. Мне тут пришло в голову сделать репортаж о цветных детях. Я даже знаю, где снимать. В школе, где преподает друг Кейра.

– Прекрасно. Но ты понимаешь, меня бесполезно об этом спрашивать. Тебе нужно поговорить непосредственно с его другом.

– Естественно. Знаешь, что еще они написали? Если бы я смогла приехать в Нью-Йорк, они были бы рады познакомиться со мной. И я вдруг подумала: а почему бы нет? Как раз и Джорди сейчас там. Мы бы встретились. Наверное, там нам было бы легче общаться. Никакого давления. Заодно повидалась бы с Барти и Иззи. Наконец, я прошлась бы по редакциям других американских журналов. Кто знает… Это так здорово – чувствовать, что вновь стала сама собой.

– Адель…

– Я не хочу откладывать это на потом. В выходные и полечу, если сумею достать билет на самолет. Джорди пробудет в Нью-Йорке еще недели две. Сделаю ему сюрприз. Ничего не стану сообщать. Просто явлюсь в «Алгонкин» и посмотрю, какое у него будет лицо, когда он меня увидит. Как ты думаешь, ему это понравится?