защищались. Потом при расследовании часть отряда это подтверждала, а остальные говорили, что уже спали и ничего не видели, и ничего не слышали. Мне вызвали врача, пьяный фельдшер, он же единственный в колонии лепила, даже не осмотрев меня, сделал заключение, что надо вызвать скорую и, не оказав мне никакой помощи, ушел. Я осталась истекать кровью под надзором охраны, и на том спасибо.

Сознание вернулось на второй день. Перед этим ночью случился выкидыш, я потеряла много крови, но все-таки выжила. Молодой тренированный организм быстро восстанавливался и через две недели я уже смогла встать на ноги.

Разбирательство этого происшествия было коротким, начальство не было заинтересовано в огласке, тем более что я шла на поправку, поэтому Катька, Мавпа и еще две шестерки получили по неделе карцера, а меня после выздоровления из городской больницы привезли в колонию долечиваться в местном лазарете. Лепила почитал сопроводиловку, дал указание воспитателю освободить меня от всех работ на три дня, вот и все долечивание. Покачиваясь от слабости, я вошла в общагу, и все затихли, одни с тревогой, другие с интересом, все смотрели на Катьку.

— Ну шо, падла, выжила? Стать мамкой не получилось? Это еще не все, придет время ты мне будешь делать все, что пожелаю. Сегодня я не в настроении, а завтра буду тебя драть, как сидорову козу. Я тут хозяйка и все вокруг мое, в том числе и ты, что захочу, то и сделаю, поняла, прошмандовка? Я молча прошла в свой угол и легла на кровать. Кружилась голова.

— Мурка!

Я открыла глаза, передо мной стояла Мавпа.

— Слушай сюда, лярва, завтра после Катьки я займусь тобой и буду драть тебя и не одна, а с дубинкой, чтоб тебе мало не показалось. Ты еще сто раз пожалеешь, что на свет родилась, чмошница.

Я закрыла глаза, страха и переживаний насчет завтра у меня не было, сегодня дают отдохнуть и хорошо, а завтра посмотрим. На следующий день я чувствовала себя еще не вполне здоровой, но уже гораздо лучше, однако вступать в борьбу с Катькой еще не была готова. На протяжении дня при каждой встрече Катька жестами показывала, что она со мной сделает. Отряд жил в ожидании предстоящего события. Катька пообещала, что все будет делать в открытую.

Наступил вечер. Отряд колонной, в соответствии с распорядком, отправился на вечернюю поверку. Время экзекуции приближалось, а у меня не было никаких планов защиты, но, как ни странно, я совершенно не волновалась, как будто все происходило не наяву. Я ни тогда, ни сейчас не могу объяснить свое состояние.

По дороге к общаге наша колонна проходила мимо пожарного щита, и когда я поравнялась с ним, какая-то неведомая сила бросила меня к щиту и я, схватив багор в следующее мгновение вонзила его в Катькину грудь. Раздался многоголосый крик, и колонна в ужасе рассыпалась в разные стороны. Истекая кровью, Катька лежала на земле и с мольбой смотрела на меня.

С того момента прошли годы, я много чего повидала, неоднократно встречалась с чужой смертью, но этот взгляд остался в памяти на всю жизнь.

Катьку унесли в лазарет, а меня отвели в карцер, где я находилась до суда.

* * *

Наступивший вечер не принес с собой прохладу. Я встала с дивана, достала из холодильника бутылку воды, налила в стакан и, прогуливаясь по неосвещенной комнате, пила ее мелкими глотками. Нахлынувшие воспоминания взбудоражили меня. Лежать надоело, ходить по комнате тоже. Села за стол и облокотившись смотрела в окно на мерцающие огоньки вечернего города. Заканчивался седьмой день моей изоляции, никто не приходил, не стучал, не звонил никому до меня не было никакого дела, но я понимала, что это не так. Нужно было начинать подготовку к легализации, но это завтра, а сегодня опять воспоминания, прошлое не отпускало.

* * *

Был вечер пятницы, на даче у прокурора за коньяком и преферансом собралась наша компания. Игра складывалась удачно — еще пара взяток, и я первым «закроюсь», при этом у меня самая низкая «гора». Играли «по маленькой», просто, чтобы под коньячок провести время. Я сидел на прикупе и по традиции налил себе коньяк, вот только выпить не успел. Приехал посыльный, в колонии начальником которой был я, произошло ЧП — кто-то кого-то убил или тяжело ранил, нужно было срочно ехать на службу.

В колонии меня быстро ввели в курс события. На столе в моем кабинете лежали два дела. Потерпевшую Катьку Черновика знал лично, еще та оторва беспринципная, а другая была новенькая, совсем еще юная девица и удивительно, как это хрупкое создание грохнуло эту черную кобылу, ох уж попортила она всем тут крови. Открыл папку, с фотографии на меня смело смотрела красивая и, судя по выражению глаз, умная девушка. Прочел коротенькое досье, бывшая комсомолка, отличница, спортсменка, владеющая двумя иностранными языками, чемпионка города по самбо, отца нет, мать алкоголичка. Вот и вся ее биография в неполные семнадцать лет. Закурил, пододвинул телефон спецсвязи и по памяти набрал номер. Ответил дежурный офицер и через минуту соединил с бывшим приятелем-сослуживцем, Иваном Ивановичем, как его на самом деле зовут, я не знал и знать не хотел. После обязательных, никому не нужных разминочных: «Как дела?», «Ну, как ты там?», я сказал:

— У меня появился интересный объект, стопроцентно твой, если хочешь, я пришлю по почте бумаги, но лучше, если ты приедешь сам, пока ее не увезли в крытую.

— Заинтриговал! Умеешь ты подать инфу, что да, то да, в прошлый раз чуть не втюхал мне чернуху, хорошо, что я лично приехал и спустил все на тормозах, а то насмешек бы не обобрался.

— Нет, считай, что это была шутка юмора, сейчас все серьезно, поверь, это, то, что тебе надо.

— Ну ладно, судя по твоему голосу, похоже, так оно и есть. Минут через пятнадцать тебе перезвонят мои аналитики, дашь им необходимые сведения, завтра день на подготовку и послезавтра я прилечу. Не поздно будет?

— Жду!

Было известно, что Иван Иванович, несмотря на генеральские погоны, самолично собирает по всему Союзу свои неординарные кадры. Для чего я не знал и даже не догадывался, да и знать не хотел, хватало