В комнате стало тихо.

— И за что ты его? — продолжила Катька.

Я недовольно махнула рукой, надоели эти расспросы.

— За поведение, плохо себя повел.

— Лады, не хочешь не говори, без тебя разберемся. Я так понимаю, ты спуталась с ментом, он тебя кинул, а ты его порешила. Молодец. Так им козлам и надо. Какая у тебя кликуха?

— Нету у меня никакой кликухи.

— Нету, щас дадим. Значит так, ты Марина, это все равно что Маруська и опять же мент, так что твоим погонялом будет Мурка.

Мне было все равно, а тут еще накатила волна тошноты, давал о себе знать токсикоз.

— Где мое место?

Катька подозвала Мавпу и что-то шепнула ей на ухо.

Мавпа пристально посмотрела на меня и с презрением сказала:

— Иди за мной.

Уродливо виляя бедрами, Мавпа прошла в дальний угол комнаты к пустой кровати с жесткой металлической сеткой.

— Катька разрешила дать тебе нижнюю шконку, а матрац и остальное возьми с верхняка, короче за все это отблагодаришь Катьку, она на тебя глаз положила.

Я промолчала, как благодарить Катьку я не знала, потому что у меня ничего не было, но не стала спрашивать.

Началась моя подневольная жизнь. Ежедневно вместе со всеми несколько часов работала в пошивочном цехе при колонии, шили брезентовые рабочие рукавицы. Меня назначили уборщицей, по-местному — шнырем, работа была нетрудная, но считалась самой унизительной. Может, поэтому, а может из-за моей статьи, меня все сторонились, никто ко мне не обращался, но на мои вопросы отвечали, правда, коротко и сразу отходили в сторону. О моей беременности никто не знал, но я понимала, растущий живот скоро сам обо всем расскажет.

Прошел месяц, а может чуть больше. Как-то вечером ко мне подошла Мавпа и громко сказала:

— После отбоя придешь к Катьке, — и, гнусно улыбнувшись, добавила: — Будешь благодарить.

— Как это? — спросила я ухмыляющуюся Мавпу.

— Прежде всего, подмойся, а там мы тебе все подскажем, — под общий понимающий смех ответила Мавпа.

Я недоуменно передернула плечами. После отбоя я никуда не пошла, легла спать, но не успела заснуть, надо мной нависла Мавпа:

— Ты че, корова, в непонятки играешь? Иди, Катька ждать не любит, — раздраженно сказала она.

Я оделась и подошла к Катькиному месту, она занимала оба яруса и сейчас сидела на нижнем в белоснежной комбинации. В полумраке ночного освещения черного тела Катьки не было видно, и казалось, что белая комбинация живет своей жизнью. Катька молча с вожделением разглядывала меня.

— Садись рядом. Хочешь чифир или тебя лучше дурь вставляет?

Я осталась стоять.

— Чего звала? Я спать хочу.

— А ты ложись со мной, я тебя развлеку, а ты меня.

Конечно, я догадывалась и раньше, к чему это все, но как-то не верилось.

— Нет, Катька, я не по этим делам.

Решительно повернулась, чтобы уйти, но путь преградила Мавпа, в руке она держала гладко выструганную из дерева увесистую дубинку.

— Ты че выкобениваешься, сука, ложись, пока я тебе ребра не переломала, — зло прошипела она.

Делая вид, что не понимаю угрозы, я сделала шаг по направлению к своей койке. Мавпа резко взмахнула дубинкой и если бы удар достиг цели, трудно сказать, что было бы с моей головой. В следующее мгновение дубинка отлетела в сторону, а Мавпа сидела на полу, прижав руки к окровавленной голове, ударилась при падении об кровать. Катька вскочила и со сжатыми кулаками бросилась ко мне.

— Стой, — резко, но спокойным голосом сказала я, — а то сядешь рядом с Мавпой.

Катька невольно остановилась. Глядя на меня покрасневшими от злости глазами, прошипела:

— Зря ты, блядь, со мной так, теперь тебе пиздец.

Я молча пожала плечами и пошла в свой угол, провожаемая настороженными взглядами.

Несколько дней меня никто не беспокоил, но я чувствовала, что готовится жестокая расправа со мной. Катька, а особенно Мавпа озлоблены, и в любой момент может наступить развязка. Я понимала, что, отказавшись лечь в Катькину кровать, пошла против ее воли и тем самым подорвала ее авторитет, а тут еще Мавпа…

Все время до неизбежной экзекуции я была начеку, спала, как говорится, вполглаза и это в совокупности с токсикозом сильно действовало на мое самочувствие. Я не представляла, как это произойдет, единственное желание — чтобы она наступила скорее. И день расплаты наступил. Было седьмое ноября — красный день календаря. В колонии, как и везде, торжественно отмечали этот праздник, днем нам прочли лекцию о революции и ее непреходящем значении для трудящихся всего мира, а вечером был устроен силами колонистов праздничный концерт, в завершение нам перенесли отбой на час раньше. Я плохо себя чувствовала, знобило, легла в постель и быстро заснула. Проснулась от сильного удара по спине, а потом удары посыпались один за другим. Я лежала, прижатая к кровати одеялом, несколько человек его за углы натягивали на мне, и все попытки освободиться были безуспешными. Я поняла и прекратила всякие движения, это заметили нападающие и замерли, даже Мавпа перестала бить своей дубинкой. Воспользовавшись паузой, я вырвала из рук угол одеяла и выскользнула в проем между кроватями, мне нужно было скорее попасть на середину комнаты, там драться было бы гораздо удобнее, но не тут-то было. Оказывается, Катька не участвовала в избиении, она сидела на втором ярусе и следила за происходящим, а когда я почти выскочила из проема, обрушилась на меня сверху. Под ее тяжестью я упала и тут подоспели остальные, но ненадолго. Катька крикнула: «Я сама!» и уже в одиночку продолжала бить меня ногами, не давая подняться. Била по чем попало, но старалась угодить в живот. Лицо ее исказилось от злости и удовольствия.

С шумом распахнулась дверь, в комнату ворвались охранники и ударами дубинок загнали нападающих в угол. Я лежала на полу, не в силах подняться, болело все тело, но сильнее всего — низ живота, по ногам текла теплая кровь, вскоре я потеряла сознание. Загнанная в угол Катька громко, чтобы слышал весь отряд кричала, что это я на них напала, а они просто