— Мы с ней нашли того мага, — продолжила Хельга. — По его виду, впрочем, и не скажешь, что он мог заниматься магией, — обычный ремесленник, столяр, у которого семья, дети… Он, конечно, очень злился, хоть и пытался не подавать виду, и сказал, что ради нас сделает нужное зелье. Среди брёвен, досок и опилок он, как оказалось, прятал множество ингредиентов, которые использовал в основном для себя, но иногда продавал за несколько серебряных и клятву молчать о его даре. Поэтому я не стала ему говорить, кто мне рассказал о нём, да и сейчас уже не помню, если честно… София получила своё снадобье и все предписания насчёт того, как его использовать, и ушла, а я задержалась ещё на несколько минут и спросила, может ли он сделать приворотное зелье или руну…

Она снова замолчала, заливаясь краской. Видимо, после того, как на её шее оказалась руна отворота, сестра начала стыдиться тех искусственных чувств. Хельмуту хотелось как-то поддержать её: она сидела, сжавшись, иногда отпивая из бокала, и почти не смотрела на него. Как будто боялась, что он причинит ей боль за то, что она говорит. Но он не злился. Почти.

— Он сделал мне руну, — голос Хельги задрожал, — и сказал надеть лишь тогда, когда я увижу воочию человека, которого хочу приворожить. Так я и сделала, но… Не знаю, что пошло не так.

— Оберег, — сказал Хельмут отстранённо. — Оберег, который подарила тебе Кристина. Он помешал заклинанию сработать так, как надо. Приворожил не её к тебе, а тебя к ней, ещё сильнее, чем было.

И он боялся представить, что бы произошло, не окажись у Хельги этого оберега. Если бы леди Коллинз-Штейнберг, буквально седмицу назад получившая весть о возможной смерти мужа, бросилась в объятия малознакомой женщины, то её бы точно объявили сумасшедшей — или одержимой — и отправили в обитель.

— Ну, а дальше ты знаешь. Я вспоминала это всё постепенно, и воспоминания меня… — она запнулась. — Воспоминания ужасали. Я ведь, по правде говоря, и не хотела любить её… так. — Паузы в речи Хельги становились всё длиннее.

— И зачем ты вообще решила её приворожить? — поинтересовался Хельмут как бы невзначай. — Ты же знала: она замужем, с ребёнком, и какой ей резон быть с тобой?

— Я не знаю, — покачала головой Хельга и странно усмехнулась. — Я правда не знаю, что на меня нашло. Мне так хотелось, чтобы моё чувство было взаимно, а невзаимность меня задевала, била по самолюбию. Было обидно, вот я и…

— Не очень взрослый поступок.

— Я понимаю.

Они замолчали. Вьюга за окном разыгрывалась всё сильнее. Остатки свинины и картофеля давно остыли. Вино кончилось — Хельга выпила большую часть кувшина, но при этом умудрилась оставаться трезвой. Видимо, разбавила вино водой, хотя раньше делала так крайне редко, утверждая, что это мешает наслаждаться вкусом.

— Прости меня, — вдруг выдохнула сестра. — И за Софию тоже прости. Если бы я знала, что это зелье убьёт её…

— Дело, может, даже не в зелье, — отозвался Хельмут. — Да и уже неважно, в чём. Её не вернуть, и того, что случилось с тобой, тоже не исправить.

«Опять она портит мне жизнь, — мелькнуло в голове. — Лучше бы ей вообще не родиться… Тогда, может, и мама бы прожила дольше». Но он старался гнать такие мысли прочь, старался не злиться. Ему, как ни странно, не хотелось кричать, ругать сестру последними словами, бить посуду и пинать стены. Эта злость была тихой, спокойной, она медленно и чертовски больно сверлила сердце изнутри, и её невозможно было выгнать порывами ярости.

— А ещё… — несмело начала Хельга, так и не поднимая взгляда и сминая пальцами лиловый шёлк платья. — Ещё она рассказала мне… ну, она предполагала, почему забеременеть так долго не получалось.

Хельмут напрягся. Он не задумывался о причинах — знал ведь, что женщина может быть бесплодной без каких-либо причин, просто родилась такой, и всё. И если Софии пришлось прибегнуть к помощи зелья, чтобы зачать ребёнка, то она, получается тоже просто такой родилась… Так о какой причине тогда речь?

— И почему же? — осторожно спросил Хельмут, видя, что Хельга взволнована и явно сомневается, продолжать или нет.

— Как бы сказать… Всё из-за войны. Ну, той, предыдущей… Ты же знаешь, что она пережила тогда.

— Но её никто не… — покачал головой он, пытаясь справиться с навязчивыми мыслями. — Я уверен, что ублюдок, который главенствовал тогда над замком, её не трогал.

— В том самом смысле — не трогал, — кивнула Хельга. — Но он её бил и один раз ударил в живот. К счастью, это был последний удар, который он ей нанёс. И София считала, что всё дело в этом.

От злости заскрипели зубы. Взгляд упал на кухонный нож, и, наверное, лишь Господу в тот момент удалось удержать Хельмута от того, чтобы он схватил его и со всей силы всадил в столешницу, представляя, что это вовсе не деревянные доски, а лицо или грудь Эйкина Хейли. Ему повезло погибнуть от меткого попадания ножа в глаз, но он явно заслуживал смерти похуже, заслуживал таких тяжких мучений, которые самому Дьяволу не снились.

И София ведь ничего об этом не говорила. Она уверяла, что её не трогали, и у Хельмута были причины ей верить. Будь она изнасилованной, вряд ли их первая брачная ночь и все последующие прошли бы так гладко. Но о побоях она не рассказывала, предпочитая о войне вообще не вспоминать и не заговаривать. Отчего-то лишь с Хельгой поделилась этой тайной… И Хельмут понимал, отчего.

— Прости, что я рассказала тебе всё это только сейчас, — вздохнула Хельга, ставя бокал на столик. — Если ты не хочешь меня видеть, я могу уехать, — выпалила вдруг она. Хельмут поднял голову и взглянул на неё удивлённо.

— Куда уехать?

— Не знаю, в монастырь… Это ведь, на самом деле, не такая плохая судьба, — усмехнулась сестра.

— Хельга, успокойся.

— Ладно, если не обитель, то выйти замуж… — раззадорилась она, видимо, уверенная, что Хельмут её не простит. — Давно пора, уже лет десять как. Только вот кто меня теперь возьмёт, старую деву…

А эта идея показалась ему удачной. Кристина как-то напомнила Хельмуту, что у него сейчас лишь один наследник, и это правда было очень ненадёжно: мальчик, хоть и рос вполне здоровым и крепким, мог легко подхватить что-то опасное… упаси Господь. Однако заручиться каким-нибудь союзом посредством брака Хельги… и назначить племянника следующим после Эрнеста и её самой претендентом на наследство…