Султан Мустафа III не дожил до времени, когда начали рушиться его смелые устремления, и не узнал, какими печальными были их последствия.

Все еще веря в свою звезду и в свою судьбу Джихангира — Покорителя мира (псевдоним, которым подписывал стихи), он решил в 1773 году лично отправиться на Дунайский фронт и принять командование у своих военачальников. Его удержали министры; улема воспротивилась его отъезду, главным образом из-за плохого состояния здоровья султана, и, как выяснилось, не без оснований. В конце года султан скончался от болезни, после нескольких недель страданий от боли. Ему, заслужившему уважение за решимость вдохнуть в Османскую империю новую жизнь и защитить ее от вторжений со стороны России, не хватило не только политического здравомыслия и стойкости характера, но также материальных и людских ресурсов, чтобы добиться возрождения державы. Он был не первым в ряду султанов последних поколений, кому не удалось превзойти своих более сильных и ярких предшественников.

Его брат — после сорока трех лет пребывания в «Клетке» — вышел оттуда, чтобы унаследовать султанат под именем Абдул Хамида I. Взойдя на трон, он обнаружил казну настолько истощенной, что не смог дать янычарам, как было принято в начале каждого правления, традиционное подношение. Он был добрым, но неэффективным монархом, имевшим благие намерения, но слабый характер. Тем не менее выход из «Клетки» пошел ему на пользу, и он произвел на свет двадцать два ребенка. Большинство из них умерло в раннем детстве. Один из тех, кто выжил и впоследствии стал заметным правителем, носил имя Махмуда II. Возможно, в его жилах текла французская кровь, поскольку он, предположительно, был ребенком Эме Дюбюк де Ривери, кузины будущей императрицы Жозефины и бесспорной фаворитки в гареме его отца.

Министры султана управляли истощенной войной империей, получившей тринадцатилетнюю передышку — период относительного мира. Но это обманчивое спокойствие было ненадежным, скорее видимым, чем реальным. Для императрицы Екатерины это была не более чем временная пауза, во время которой можно было решить внутренние проблемы, перед тем как возобновить реализацию ее дерзкого «великого проекта» расчленения Османской империи.

Как заметил ее габсбургский коллега император Иосиф: «Эта женщина обладает своей собственной исключительной волей, которую ничто не может остановить». В 1778 году, когда у Екатерины появился второй внук, ребенку дали императорское имя Константин. Англичанин при дворе императрицы, мистер Итон, писал: «Греческие женщины были его кормилицами, и вместе с их молоком он впитывал греческий язык, в котором впоследствии совершенствовался с помощью ученых преподавателей-греков; короче говоря, все его воспитание было таким, чтобы подготовить его к трону Константинополя, и никто тогда не сомневался в замысле императрицы». Планировалось, что Константин будет править в союзе с Австрией, но независимо от Санкт-Петербурга, над разделенными на части европейскими владениями Византии, как суверен христианской империи, включающей Валахию, Молдавию и древние республики Афин и Спарты в Греции. Екатерина усилила свою пропаганду по всей Греции, убеждая живших там христиан примкнуть к ней в деле вооруженной борьбы против «неверных».

Воодушевленные этими призывами, горные племена Эпира поднялись на восстание. Когда молодой царевич Константин достиг юности, депутация греков совершила поездку в Санкт-Петербург, чтобы вручить царице петицию. Как граждане «нации, гений которой не исчерпан», они настаивали: «Мы никогда не просили у тебя богатства; не просим мы его и сейчас; мы просим только пороха и снарядов, которые мы не в состоянии купить, и просим вести нас в бой». Когда помощь была обещана, они стали требовать отдать им внука императрицы в качестве их собственного суверена, и им было разрешено подождать царевича в его личных апартаментах как василевса. Когда они засвидетельствовали Константину свое почтение в качестве императора греков, юноша ответил им по-гречески: «Ступайте, и пусть все будет исполнено согласно вашим желаниям».

Между тем Екатерина занималась реализацией собственных планов в отношении Крыма, ставшего после подписания Кючук-Кайнарджийского мира независимым государством. Когда татары избрали своим ханом представителя ханской семьи Девлет-Гирея, русские, не найдя его достаточно сговорчивым, инициировали недовольство против него, под предлогом восстановления порядка направили в Крым армию и сместили его, заменив своим ставленником. Бывший заложник в Санкт-Петербурге, он характеризовался одинаково и татарами и турками как безвольная марионетка, подчиненная русскому диктату. Однако турки, будучи не готовы к войне, решили в вопросе о Крыме пойти на уступки. В 1779 году они, по наущению французов, подписали с Россией конвенцию, возобновлявшую действие Кючук-Кайнарджийского мира, признававшую выбор нового хана и гарантировавшую ему необходимое признание со стороны мусульман.

Когда татары взбунтовались против него как ставленника русских, чьи вызывающие манеры и поведение он хорошо усвоил, хан направил в Санкт-Петербург делегацию, умоляя императрицу защитить его. И снова в Крым была направлена русская армия, и мятежники были безжалостно истреблены или изгнаны. Императрица и князь Потемкин, ее главнокомандующий, советник и главный фаворит, теперь пришли к выводу, что настало время напрямую взять Крым. Незадачливого хана с помощью сочетания угроз и подкупа склонили к отказу от власти в пользу Екатерины, которая в 1783 году провозгласила аннексию Россией Крыма вместе с Кубанью и прилегающими территориями. Хан, таким образом бездушно принесенный в жертву, на время был упрятан в тюрьму, где содержался в варварских условиях, а затем выдворен через границу в Турцию, где его тотчас обезглавили.

Западный мир был цинично заверен в том, что Россия выполнила в Крыму великий акт освобождения, спасая татарское население полуострова как от страданий внутренних распрей, так и от опасности внешней войны, которой они подвергались из-за своего положения на границе России и Турции. «Только любовь к доброму порядку и спокойствию, — объявила Екатерина, — привела русских в Крым». Поскольку наиболее благородные из татар предпочли сражаться насмерть за независимость своей страны, генерал Павел Потемкин, кузен князя, устроил им массовую резню, во время которой, как утверждалось, погибло порядка тридцати тысяч татар. Десятки тысяч их бежали в изгнание, вместе с большим числом армянских христиан, погибая от голода и холода, когда они толпами шли степями от Азовского моря на восток. За все это генерал был удостоен звания адмирала Черноморского флота и стал губернатором новой русской провинции Таврия — так стал называться Крым и прилегающие территории, в то время как сам князь Потемкин поднялся до новых высот славы, получив титул «Таврический».

Несколько лет спустя императрица Екатерина, укрепив к тому времени свои связи с Австрийской империей, совершила триумфальное путешествие с победоносным Потемкиным и пышной свитой в этом новом южном владении, где как раз начинался процесс развития и освоения. Император Иосиф присоединился к ним в новой крепости Херсон на Днепре, где на триумфальной арке была надпись «Дорога в Византию» и где он проявил весьма учтивое отношение к Екатерине. Ему показали новый порт Севастополь с русскими боевыми кораблями, стоявшими на якорях, откуда он в компании с Екатериной и Потемкиным пересек степь, обсуждая во время поездки детали замышлявшегося ими расчленения Османской империи, отпуская остроты по поводу того, что ждет «этих бедолаг турок».