class="p1">— Бесполезны мои советы будут до тех пор, покуда ты не стряхнешь с себя апатии...

— А, совсем это не апатия, а философское подчинение обстоятельствам.

— Подчинение обстоятельствам! — негодующе воскликнула королева, и в глазах ее засверкали искры. — Да разве не ты законный король?.. Разве этим престолом не благословил тебя сам Господь? Наше право твердо. Справедливость на нашей стороне.

— Так-то оно так, — позевывая, отозвался Фердинанд. — Только у англичан есть кое-что посущественнее: штыки их солдат и пушки их военных кораблей.

— И у нас будет то и другое... Как-никак, а наши калабрийцы все еще держатся. Подай им голос; кликни их, ободри по-королевски — и у нас еще могут быть и штыки, и кинжалы. Очнись же наконец, тогда ты опять взойдешь на отцовский престол.

— Я и не прочь, если бы достаточно было только ногу на ступени трона поднять. Я, однако, полагаю, что мы можем довести и этих проклятых англичан до белого каления, как ты своими безумными предприятиями довела французов.

Король оживился; сонливость его словно пропала.

— Ну, будем рассуждать беспристрастно. Признайся, не ты ли сама была причиной наших невзгод, убедив меня открыть доступ в наши порты сначала англичанам, а потом и русским. К этому-то и придрался Бонапарт: не обращая внимания на наши уверения в нейтралитете, он не церемонился прислать целую армию воевать с нами. Меня — по пословице моих добрых неаполитанских лаццарони — холодной водой ошпарили. Ну, посуди сама, могу ли я, как ты советуешь, пуститься еще Бог знает в какое рискованное предприятие? Нет, душа моя, apres moi le deluge, как сказал мой дядюшка, или как он там мне приходится — Людовик XV.

— А о спасении своей души ты думать перестал, что ли?

— К чему это ты спасение души приплетаешь? Разве я не исповедываюсь аккуратно каждую пятницу? Разве не выслушиваю чуть не по три обедни в сутки?

— Да ведь англичане еретики, папа очень недоволен, что мы им так потакаем. Они враждебнее мусульман относятся к нашей святой католической религии. А между тем хозяйничают у нас; прикрываясь твоим именем, правят столь благочестивым народом, как наш. Ведь это позор, за который нам придется дать ответ Господу Богу!

По-видимому, этот аргумент подействовал на старого короля. Он задумался. Королева продолжала говорить: подметив произведенное на мужа впечатление, она спешила ковать железо, пока горячо.

— Уж если ты ничего не хочешь сделать для своего земного царства, позаботься хоть о Царствии небесном. Если обязанности короля стали тебе не по силам, хоть о христианских-то обязанностях позаботься; ведь ты сын святой апостольской католической церкви...

— Оно, конечно... я с тобой согласен, — нерешительно бормотал король. — Но все-таки я как-то...

— Кстати, — прервала его Каролина, — знаешь ты что-нибудь о новом законе для охоты, который англичане на днях провели в палате и против которого твой сын, генерал-викарный, не посмел рта разинуть?

— Новый закон? — словно очнувшись, спросил король, у которого еще не совсем угасла единственная страсть — охота. — Какой такой новый закон?

— Такой, что впредь никто, а следовательно, и ты сам, не имеет права охотиться в некоторые месяцы. Кроме того, есть местности, в которых охота на несколько лет вовсе запрещается.

— Да возможно ли это! — сердито возразил Фердинанд, и даже кровь бросилась ему в лицо. — Мало того, что престола меня лишили, что засадили в эту поганую трущобу, где присматривают за мной, как за каторжником... вздумали еще этого последнего права лишить... Нет, Богом клянусь, не допущу. Это оскорбление. Это всякую меру превышает... Не допущу, не допущу, хоть бы мне пришлось всю вселенную огнем сжечь...

Он вскочил; быстро заходил взад и вперед по комнате; кусал себе руки и грозил кому-то невидимому в воздухе кулаками. Королева спокойно предоставляла ему бесноваться; когда же он достаточно отвел душу, обратилась к нему почти нежно:

— Ну, полно, успокойся же, Фердинанд. Твой гнев совершенно основателен, но он все-таки мешает нам спокойно обсудить дело. А между тем нам с тобой необходимо быть очень осмотрительными и рассудительными.

— Что же мы должны сделать? Говори скорей, что нам теперь делать? — нетерпеливо требовал Фердинанд, остановись перед женой.

— Прежде всего надо, чтоб ты мне доверял. Потом постарайся ничем, понимаешь ли — ничем не выказать твоим окружающим, что мы с тобой совещались о государственных делах. За тобой ведь шпионят еще усерднее, чем за мной. Конечно, англичане и теперь знают, что я у тебя. Завтра, наверно, всеми силами будут у тебя выпытывать, о чем мы толковали. И ты, пожалуйста, обо мне отзывайся плохо. Ведь тебе не привыкать жаловаться на меня твоим приближенным.

— Ну, что ты это говоришь, Каролина? Клянусь тебе, — с протестующим жестом перебил было король, но жена, пожав плечами, продолжала:

— Так вот ты скажи им, что я прибежала опять надоедать тебе давно надоевшим тебе и, по-твоему, неразрешимым вопросом о моем приданом... Скажи им, что я не даю тебе покоя, что чуть не оскорбляю тебя, что ты всякое терпение потерял... Все в этом роде, я же, с моей стороны, буду подготавливать средства для исполнения задуманного мною плана. Цель его — выпутать и тебя и меня из невыносимого положения... Только без твоего согласия я ни к чему не приступлю, разумеется. Когда же все будет готово, то я напишу тебе письмо. Да ты слушай, пожалуйста, внимательно и не забудь, что я тебе говорю... Вот в этом письме будет сказано что-нибудь о приданом. Если ты мне ответишь, что согласен... понимаешь...

Гнев короля, возбужденный охотничьим законом, уже охладел под влиянием более серьезных опасений, о которых напомнила жена. Он прервал ее:

— Да что такое я пойму-то? Ах, ей-богу, Каролина, не рискуй ты, пожалуйста; принимай в соображения препятствия; не доверяйся ты слишком тем, кто близок тебе...

— Никому я, кроме самой себя, не доверяю. Благодаря нашим невзгодам и моей опытности прежняя львица обратилась теперь в лисицу.

— В тигрицу... Тебя наши враги зовут тигрицей.

Фердинанд полагал, что сказал комплимент.

— Ну, пусть... в тигрицу, которая давно могла бы спасти царство, если бы не была окружена зайцами...

— Уж очень ты строга стала, Каролина... Да продолжай, продолжай. Это я так...

— Ну, так когда ты получишь от меня письмо, ты будешь знать, что все подготовлено. И сейчас выдумай какой-нибудь предлог... охоту, что ли...