Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В А Зву я нежно люблю, Аля звала ее «Мать-Природа», а БК мне ску-учен! (Аля, года два назад: — «Марина! У него такое лицо, точно его козел родил!») И Хвич скучен! Последние его стихи о заумности («Совр з») — прямой вызов Пастернаку и мне. (Мой единственный брат в поэзии!)
Здесь она ошибается. Стихотворение Ходасевича «Жив Бог! Умен, а не заумен…» адресовано некоторым смельчакам от футуризма, в частности — Крученых и Хлебникову. Уместней было бы подумать о Чурилине, но МЦ все одеяло мира тянет — на себя. Между прочим, Бахрах передает ей привет от Ходасевича, с которым пересекся где-то в Берлине. Она откликнулась: «Ответный привет ему передайте». Хотя Ходасевич для нее — «слишком бисерная работа». Она любит «растущих» Пастернака, Мандельштама и Маяковского (прежнего, — но авось опять подрастет!).
Выбор слов — это прежде всего выбор и очищение чувств, не все чувства годны, о верьте, здесь тоже нужна работа! Работа над словом — работа над собой. Вот этого я хочу от Вас: созвучности в пристрастиях и оттолкновениях: чтобы Вы поняли, почему я не люблю Х («пробочка над йодом», «сам себе целую руки», а особенно — до содрогания! — стих в «Совр Записках» — «Не чистый дух, не глупый скот» — или вроде!) — и почему люблю Мандельштама, с его путаной, слабой, хаотической мыслью, порой бессмыслицей (проследите-ка логически любой его стих!) и неизменной МАГИЕЙ каждой строки. Дело не в «классицизме», — пожалуй, оба классики! — в ЧАРАХ. И, возвращаясь к Вам и к себе: найдите слова, которые меня чаруют, я только чарам верю, на остальное у меня ланцет: мысль.
Все абстракции, связанные с поэзией, неотделимы от быта. Так, у МЦ весьма дифференцированное отношение — к писательским женам. Жену Эренбурга или Зайцева — любит, к женам Пастернака, Ходасевича или Мандельштама — язвительно прохладна, а порой и беспощадна, как это обнаружится позже в случае Натали Пушкиной.
В начале августа 1923-го МЦ шлет письмо Всеволоду Александровичу Богенгардту с просьбой устроить Алю в гимназию. Русская гимназия была открыта в 1920 году в Константинополе, а потом переехала в Моравскую Тшебо-ву (Тршебову), где была размещена в военном лагере, в помещениях бывшего военного санатория. Содержалась гимназия правительством Чехословацкой Республики: полный пансион, одежда и учебники. К началу 1922/23 года в ней числилось 500 воспитанников и около сорока человек персонала. Директором был А. П. Петров. Гимназия просуществовала почти 20 лет.
Ариадна Эфрон написала в «Воспоминаниях дочери»:
Марине не хотелось меня отпускать: по старинке она считала, что девочкам образование ни к чему, и — боялась разлуки. И на разлуке, и на образовании настоял отец. Кроме того, в гимназии работали в качестве воспитателей недавние однополчане отца, супруги Богенгардты. Он — высокий, рыжий, с щеголеватой выправкой, офицер еще царской армии, она — крупная, громоздкая, с волосами, собранными на затылке в тугой кукиш, с явно черневшими над верхней губой усиками — сестра милосердия, мать-командирша. На фронте она выходила его после тяжелых ранений, отучила от водки, отвела от самоубийства, стала его женой. И, чтобы жизнь получила оправдание и смысл, оба посвятили ее детям-сиротам. Это были люди большого сердца… У них остановились Марина и Сережа на недолгое время моих приемных экзаменов — потом родители расстались со мною до Рождества.
2 сентября 1923 года они переехали из деревни в Прагу.
До того, 11 августа, МЦ пишет Цетлиной, не ответившей ей на предыдущее письмо, прося о материальной помощи в связи с устройством Али в гимназию. На этом их переписка прервалась.
МЦ с мужем собираются жить в Праге на горе, вроде как на чердаке (под крышей), но зато без хозяев. Переезд по обыкновению мучителен, вещей много, два огромных чемодана: рукописи, отребья, сапоги, кастрюльки, всё — хлам, но очень нужный.
Одно из последних стихотворений МЦ в Мокропсах — «Наука Фомы»:
В тот же день — короткая записка Пастернаку: «Всё отшвыривает, БП, к Вам на грудь, к Вам — в грудь. Вас многие будут любить и Вы будете знаменитым поэтом — дело не в том! Никогда и ни в ком Вы так не прозвучите, я читаю Ваши умыслы».
Через день — первое стихотворение из цикла «Магдалина»:
1
Двадцать седьмого августа 1923 года — первое письмо МЦ Константину Болеславовичу Родзевичу. Генеральский сынок, на три года моложе Марины, невысок (165 см), белокурый красавец («белый волк»). Воинская судьба: был красным, попал в плен к белым, стал белым. В Карловом университете заканчивает юридический факультет и уже, возможно, сотрудничает с советской разведкой. Близко дружит с Сергеем Эфроном.
МЦ считает его счастливчиком и назвала «Арлекин», в отличие от бесконечного множества Пьеро, печальных и глупых. Фамилию, конечно же, искажает: «Радзевич». Надпись на ее книге «Ремесло»: «Моему дорогому Радзевичу — на долгую и веселую дружбу. Марина Цветаева. Чехия-Прага-Мокропсы. Апрель 1923 г.». Да, познакомились еще весной, никаких признаков взаимовлечения не просматривалось, и — вдруг.