батарею, находили тысячу возражений. Советский флот не нуждался в таком скромном оружии? Во время обороны Ленинграда оба оставшихся линкора использовались именно так. Еще двенадцать тяжелых орудий точно не пошли бы во вред. Увы, «проблема запчастей» решила дело, такой вариант руководству флота не подходил.

Ворошилов, кстати, то ли был не в курсе, то ли желал, чтобы у его подчиненных головушка поболела, но при обсуждениях судьбы линкора вечно ставил галку напротив именно таких вариантов введения корабля в строй.

В противоположность ему Муклевич требовал скорости, как у легкого крейсера, причем разрешал для этого снять хоть две башни из четырех… Может быть, потому, что эти башни уже отправили на береговую батарею на Дальнем Востоке? А как выжать безумные тридцать пять узлов из корабля, у которого от рождения ледокольные обводы? Всадить вдвое больше лошадиных сил? Так они и со снятием двух башен не влезали! И в проектном институте рисовали вставки в середину корпуса.

Картинки, правда, получались красивые. Так что, может быть, и получился бы обновленный «Фрунзе», но тут сыграла свою роль цена. Новый трехбашенный линейный крейсер должен был обойтись как несколько подводных лодок типа «Декабрист», и «молодая школа» предпочла именно такие корабли. Валюты на лодки уходило даже больше: их строили с большой долей импортных комплектующих. Линейный крейсер вполне мог состояться, но не вписался в доктрину.

Да и если бы состоялся… Мало располагать современным кораблем, нужно уметь им пользоваться – и это касается всех, от матроса второй статьи из боцманской команды, до главкома флота. В реальном советском флоте такой корабль принес бы больше всего пользы на Черном море. Правда, не столько как тяжелый артиллерийский корабль, сколько как быстроходный транспорт. Любая посудина, способная за ночь явиться в осажденный Севастополь, разгрузиться и к рассвету сделать ноги из зоны достижимости немецких пикирующих бомбардировщиков была бы бесценна.

Правда, скорее всего, году в сорок третьем немцы не пожалели бы на него планирующей бомбы, вроде той, которой они потопили переходящий на сторону союзников итальянский линкор «Рома». Получается оптимистическая трагедия с печальным концом, этакий лидер «Ташкент» водоизмещением в тридцать тысяч тонн… Оптимистическая потому, что в теории броненосный лайнер мог бы спасти Севастополь во время последнего штурма в сорок втором, или хотя бы вывезти побольше защитников. Увы, и это лишь теория, на практике приходится учитывать обеспеченность Черноморского флота топливом в его печальном обиталище в Туапсе. После эвакуации Керчи ходить ему было не на чем. На восточной стороне Кавказского хребта – Баку и его нефтяные вышки, а на западной с топливом хуже, чем в Японии сорок пятого.

Значит, как ни старайся, менять нужно не только корабли, но и систему снабжения, да и людей. Впрочем, если суметь ограничиться только флотом, политические последствия будут не так уж и велики.

Начнем с людей. На Красном флоте существовала так называемая «старая школа», бывшие офицеры, которые и сами стрелять умели, и могли научить других. Они, кстати, учили, и даже составляли уставы… вот только какой вес имеют наставления представителей группировки, которых повышибали с мостиков кораблей, как неблагонадежных? Впрочем, победа «молодой школы» определялась не только ее революционной риторикой, но и заманчивым обещанием обеспечить надежную оборону советских берегов дешево. В условиях двадцатых годов все, что могла противопоставить этому «старая школа», – это сохранение кадрового потенциала для развертывания большого флота, советского «флота четырнадцати морей», и концепцию десантной операции с временным захватом господства на очень ограниченной акватории. О снабжении высаженной группировки морем речи не шло, но если мы ждем мировой революции, десанту поможет местный пролетариат, не так ли? Допускался и вариант, когда могучая Красная армия прорвется на помощь десанту…

Кроме этого, само наличие океанских кораблей, даже самых слабых, всегда является политическим аргументом. Советский флот неизбежно уступал флотам великих держав, но на свете немало государств послабей, которых демонстрация главного калибра способна привести в чувство. К примеру, советские линкоры и в нашей истории хаживали с официальными визитами в Гдыню, и водил их представитель «старой школы» бывший (и будущий) адмирал Галлер. Намекали: случись очередная советско-польская война, здесь транспорты с оружием разгружаться не будут. Ну или будут, но не иначе, как в сопровождении британских дредноутов. Сигнал всей Антанте: или общий поход капитализма против СССР, или он, глядишь, прорвет устроенный против него «санитарный кордон».

Следствием дружественных визитов стало то, что Финляндия и Швеция заказали новые броненосцы береговой обороны, а провокации на границах так и остались провокациями и не переросли в нечто большее. Заметим, что на Тихом океане, где линкоров не было, СССР в двадцатые годы пришлось повоевать. Конфликт на КВЖД… был бы он, если бы в китайские порты вовремя наведался даже и устаревший русский линкор?

Итак, аргументы в пользу «старой школы» с точки зрения советского политического руководства имеются, и это именно внешнеполитичекий эффект от демонстрации флага. Есть даже историческая аналогия: царская Россия после поражения в Крымской войне, не имея денег на большой паровой флот, сделала ставку на сильные крейсеры, которые бы ходили по всему миру, показывали флаг, пугали всех возможных супостатов… Рецепт работал почти полвека, до самой Русско-японской. Почему не попробовать раз сработавшее решение, но уже на диалектически новом уровне, добавив к нему концепцию оперативного десанта в тыл ближнему недругу и зримой поддержки просоветского элемента в любой далекой смуте? Потому, что для использования флота в качестве политического инструмента ему надо доверять. Практически командир линкора превращается в полномочного представителя СССР, которому приходится доверять принятие решений, о которых не всегда успеешь запросить Москву по радио. Что менее очевидно, и сам командир такого линкора должен доверять высшему руководству. Знать, что его не сдадут, как разменную пешку, не объявят козлом отпущения при первой неудаче.

Кто в советском руководстве вообще мог настолько доверять бывшему золотопогоннику? Так… как Сталин доверял Шапошникову? Руководство ключевыми военными округами, Московским и Ленинградским, в годы внутрипартийной борьбы – это знак. На флоте и фигура, во многом похожая на Бориса Михайловича, имелась: Лев Михайлович Галлер. Да и политическая функция флота, как противовеса левоватой, «троцкистской» армии справа – интересна. Треугольник вооруженной силы – НКВД-армия-флот куда стабильней, чем простое противопоставление армия-НКВД. Неважно, кто будет бояться: армейцы ли того, что ночью в дверь постучат, краповые ли околыши того, что их вдруг начнут выбрасывать из окон под гусеницы танков, чьи пушки заглядывают в окна конторы… И то, и то мешает нормально служить.

Если ввести в противостояние флот, и его автономные разведку и контрразведку, то обе стороны получают сдерживающую силу в виде натренированного специально на городской бой морского пехотинца. Который позволит арестовать врагов либо лиц, неугодных самому… но пресечет кровавую кампанейщину несколько раньше, чем это сделали бы внутренние противоречия в стане победителей. Управляемость системы растет.