В Риме многим тогда показалось, что снова начинается война, которую два года назад пытался вести на севере Италии средний брат Ганнибала – Гасдрубал Баркид. Римляне срочно взяли под контроль все возможные пути соединения братьев: один из победителей Гасдрубала – Марк Ливий Салинатор быстро перекрыл дорогу Магону на юг, а Марк Валерий Лэвин – его брату Ганнибалу – с юга (из Бруттия) на север. В то же время проконсулу Марку Корнелию Цетегу было приказано любыми способами удержать Этрурию в повиновении, что он и сделал, хотя и не без труда: римляне умели дать строгача всем вокруг, когда им грозила опасность!

Вот в таких условиях Магону Баркиду предстояло решать сложнейшую задачу: непременно прорваться на подмогу старшему брату – на юг Италии! Если он потерпит фиаско, то это будет окончательное фиаско и самого Ганнибала! Его мечта поставить Рим на колени рухнет раз и навсегда!

…Кстати, если известие о походе своего среднего брата Гасдрубала в 207 г. до н. э. Ганнибал встретил с чувством нетерпеливого ожидания помощи и перелома в войне, то теперь – спустя всего лишь пару лет – Ганнибал не очень-то и пытался прорваться к брату: после смерти Гасдрубала в роковой битве при Метавре, а затем и потери Карфагеном Испании Одноглазого Пунийца все чаще и чаще охватывало чувство безысходности, и он впадал в апатию. Тем более что в его армии свирепствовали чума и голод. Бруттий, где он обосновался после катастрофы Гасдрубала на Метавре, был слишком мал, чтобы накормить всю армию. Даже если бы он засеял весь Бруттий, то все равно на всех едоков хлеба бы не хватило. Надежды на поставки из Карфагена не оправдывались. Более того, сенат категорически приказал консулам сделать все так, чтобы Одноглазый Пуниец оставался на «носке сапога», как в клетке. Пробиться к брату через заслон численно превосходивших римских легионов ему уже было не под силу. Все лето 205 г. до н. э. триумфатор Тразименского озера и Канн провел, воздвигая… себе памятник – колонну у храма Юноны Лацинийской в Кротоне, на которой на пунийском и греческом языках поведал миру о своих грандиозных победах, одержанных над римскими легионами на их земле. Скорее всего, такой поступок объяснялся его предчувствием, что настало время подвести итоги его многолетней, бескомпромиссной борьбы с Римом, борьбы, которой он отдал всего себя без остатка…

Тем временем выяснилось, что морской конвой в сотню судов с подкреплением, зерном и деньгами, отправленный из Карфагена к Ганнибалу, проскочить, подобно флотилии Магона, не смог. На подходе к греческому городу Локры (в нем давно стоял пунийский гарнизон), расположенному на «подошве носка итальянского сапога» в провинции Бруттий, страшный шторм разметал суда карфагенской эскадры: большинство затонуло, часть – попала в плен и лишь единицы вернулись домой.

Другим «непредвиденным обстоятельством», задержавшим в 205 г. до н. э. Сципиона в Италии, оказался… Ганнибал, а вернее его неожиданный маневр, который нагнал страху на римский сенат, и Сципиону пришлось немедленно отреагировать.

До нас дошло несколько вариантов случившегося.

Одна из наиболее известных версий гласит, что, зная о грядущем подходе к Локрам долгожданного конвоя из Карфагена, Одноглазый Пуниец со всеми своими силами двинулся в Локры, где сидел его гарнизон. При этом он послал вперед гонца с приказом гарнизону быть готовым как к его прибытию, так и возможному нападению со стороны римлян, уже проведавших о карфагенском морском караване. Скоростью ответного маневра Сципион превзошел своего легендарного визави. Оставив часть наименее подготовленных солдат на своего брата Луция, он с помощью галер успел перебросить под стены Локр своих отборных бойцов, прежде чем туда с севера подошла армия пунов. Внезапной ночной атакой римские легионеры захватили город и загнали карфагенян в цитадель. Когда передовой конный отряд Ганнибала подходил к городским стенам, то навстречу ему совершенно неожиданно для пунов вылетела… римская кавалерия, ударила их немногочисленным конникам во фланг и тут же их рассеяла.

Прибывший следом Ганнибал обнаружил в гавани вражеский флот и сильную армию в городе.

Рассказывали, что при осмотре городских стен выстрелом из «скорпиона» (активно применяемого римлянами метательного механизма) был убит наповал стоявший в шаге от Ганнибала один из его любимых адъютантов, прошедший с ним всю войну без единого ранения и царапины. Никогда более его свита, очень сильно поредевшая за долгие годы итальянского похода, не видела своего вожака – пережившего за многолетний боевой путь столько смертей вокруг себя – столь озадаченным и нерешительным. То ли сказались последствия уже давно – со времен смерти его брата Гасдрубала при Метавре (?) – охватившей его депрессии, то ли, не будучи большим мастером осад и не имея на то осадной техники (даже штурмовых лестниц!), то ли им двигало еще что-то нам не ведомое, но «несолоно хлебавши», Одноглазый Пуниец поспешно отступил от стен Локр. Засевшему в цитадели гарнизону был послан категоричный приказ выбираться, как умеют, и присоединяться к нему.

И хотя столкновения между Сципионом и Ганнибалом тогда по сути дела так и не произошло, но для римских легионеров отступление непобедимого (так ли уж?!) Одноглазого Пунийца было сродни бескровной победе. Более того, всем стало ясно, что армия Ганнибала уже давно не была той силой, с которой требовалось считаться. В результате «горячего дела» под Локрами был сделан надлежащий вывод: стеречь Ганнибала в его бруттийской клетке поручили уже известному читателям Публию Лицинию Крассу – человеку весьма достойному, правда, его военное дарование оставляло желать лучшего.

Возрос и авторитет самого Сципиона, который в первом же столкновении с Ганнибалом сыграл «шутку» над этим признанным мастером ловушек.

Последствия успеха римлян в «шумном деле» под Локрами трудно переоценить, и очень скоро это скажется на ходе африканской кампании Сципиона.

…Между прочим, для Сципиона участие в «деле» под Локрами чуть не стоило… похода в Африку. Дело в том, что, оставив командовать локрийским гарнизоном своего офицера (легата) Квинта Племиния, он допустил большую ошибку. Если конечно верить римским источникам, этот Племиний оказался просто каким-то чудовищем: якобы его алчности и бесстыдству не было границ – он обобрал всех и вся! Его зверства и бесчинства достигли апогея, когда среди собственно римских легионеров вспыхнула кровавая разборка из-за награбленного и в результате ему самому… отрезали уши и нос, а он в отместку запытал до смерти военных трибунов! Прибывшие в римский сенат послы от Локр попросили у римлян защиты от бесчинств, творимых их офицером Племинием – подчиненным римского консула… Публия Корнелия Сципиона! Что тут началось: «понеслось дерьмо по трубам!» Оказывается, этот «молодчик» Публий вместо того чтобы готовиться к походу в Африку, опосредованно (через своего офицера Племиния) занимается грабежом южноиталийского города Локры! Престарелый Фабий Максим от этой радужной новости воистину «помолодел» и развил бурную деятельность. Еще бы: нежданно-негаданно ему в руки попало смертельное оружие против столь ненавистного ему «юнца» из семейства Корнелиев. Неуязвимый ранее, высокомерный Публий враз понаделал кучу правонарушений! Прежде всего он не имел никакого права покидать свою провинцию и возвращаться в Италию без ведома сената! Случай с Племинием наглядно показал всем сомневавшимся в предостережениях премудрого Квинта, что «африканские забавы» наглого молодчика Корнелия выйдут Риму боком. Случай с Племинием продемонстрировал, что армейская дисциплина в войске Сципиона хромает очень сильно. И вообще дело пахнет полным бардаком. К травле Сципиона подключился еще один серьезный враг нашего героя… Катон. Он громко – на всех перекрестках – вопил о колоссальных денежных растратах Сципиона в Сицилии и прочих беззакониях, которые тот тщательно скрывает. Дальше – больше: вошедший в раж Максим потребовал от сената, чтобы самонадеянного полководца немедленно лишили командования и вызвали в Рим для суда как святотатца и преступника. Лишь благодаря огромным усилиям друзей Сципиона «дело Племиния» в сенате удалось «спустить на тормозах». И хотя за Сципионом все же были посланы трибуны (им он не мог не повиноваться), но благодаря исключительному гостеприимству, оказанному им высоким гостям из Рима, он и на этот раз сумел выйти сухим из воды: умел он, если хотел, найти правильный подход к людям, в том числе на высоких должностях. Но пройдет время, и враги, в первую очередь неистовый патриот Катон, припомнят ему все, в том числе и «дело Племиния» и то, как оно было «тактично замято»…