какого я ожидал. Должен признать, что формальности длились недолго. Возможно, меня арестовали, боясь, чтобы я не скрылся. Во всяком случае, со мной обходились не как с убийцей.

После того как меня обыскали и сняли отпечатки пальцев, меня отвели в довольно холодное помещение и заперли там.

Когда меня арестовывали, Ловсхайм не захотел сказать, какие новые улики появились против меня. Полицейские много говорили, но единственное, что я понял, было слово "да", повторенное множество раз. Это многократное подтверждение какой-то вины совсем не нравилось мне.

Я напрягал свою память, вспоминая все французские слова, какие только раньше знал, и сумел сказать "бумага" и "чернила", давая понять, что я хочу писать.

Мое желание было исполнено, и первый час своего заключения я провел, составляя телеграммы. Одну — генеральному консулу в Париже, вторую — своему приятелю Джеку, хотя и не знал, где его теперь можно разыскать.

Мне требовался адвокат. Я был американским гражданином, что было видно из моей визы, но с этим, видимо, французская полиция не считалась.

Я был встревожен, а дальнейшие события доказали, насколько я был прав. Но держался я довольно спокойно. Арестовавшие меня полицейские лишь выполняли свой долг, и мне не оставалось ничего другого, как ждать, пока власти расследуют это дело и примут решение.

Вечер наступил рано, и моя камера совершенно потонула во мраке. Я докуривал последнюю сигарету, когда услышал голоса и шаги в коридоре. Затем в замке повернулся ключ. Помещение сразу осветилось, и я увидел человека, входившего ко мне. После полной темноты свет совершенно ослепил меня, а когда я к нему привык, то увидел, что предо мной стоит человек, прибывший в этот день в отель. Подойдя ко мне, он сказал:

— Мне жаль вас видеть здесь, мистер Сандин. Мое имя — Дэвид Лорн. Я пришел к вам по настоянию мисс Телли.

Хотя это были самые обычные слова, его посещение вселило в меня надежду. Я сразу почувствовал, что уже не один и имею друга.

— Садитесь, пожалуйста, — сказал я.

Я придвинул ему стул, а сам сел на кровать. Он снял пальто и шляпу, затем достал из кармана какую-то бумагу. Одним быстрым взглядом он окинул помещение и даже мою одежду. Он произвел на меня хорошее впечатление.

Бумага оказалась коротким письмецом от Сю, в котором было написано: "Мне совершенно непонятно, за что вас арестовали. Это письмо доставит вам мистер Лорн. Он знаком со всем делом и надеется, что сможет кое-что для вас сделать".

По ее почерку я заключил, что она писала наспех и была очень взволнована. Я был счастлив, что она так быстро приняла все меры, какими располагала, чтобы помочь мне.

Казалось, будто Лорн смотрел на дверь, когда я читал записку, но я все время чувствовал на себе его взгляд, точно он хотел проверить, какое впечатление она на меня произведет.

— Мисс Телли очень любезна, — сказал я, кладя записку в карман.

— Она убеждена, что вы не убийца.

— Она совершенно права.

— После всего, что она мне рассказала, я готов разделить ее мнение.

И раньше, чем я успел что-либо ответить, добавил:

— Кроме того, есть некоторые детали, которые можно было бы рассматривать как доказательства. Да. Доказательства в вашу пользу. Поясню вам. Имеются некоторые пункты, которые в ходе следствия могли бы доказать вашу невиновность. Но налжем с начала. Понятно, что вы станете убеждать меня, что не совершали преступления, — сказал он, глядя мне в глаза.

— Могу дать вам честное слово, — сказал я, встав с кровати. — Я не убивал этого человека и никогда в жизни его раньше не видел.

— Все в порядке, все в порядке. Я никогда не поверил бы, что вы убийца. Садитесь, мистер Сандин.

Несмотря на эти слова, в его взгляде чувствовалась подозрительность, и он продолжал:

— Поговорим спокойно. Прежде всего, сообщаю вам, что, узнав от мисс Телли все подробности, я подумал, что смогу кое-что сделать для вас. Она попросила меня посетить вас и сделать все возможное. Поэтому я вас спрашиваю, согласны ли вы принять мою помощь?

— Какого черта, сэр! Разве в таком положении можно от нее отказываться?!

На его губах заиграла улыбка.

— Вы правы. Ваше положение незавидное.

— Вы очень любезны, предлагая мне помощь. Она мне необходима. Но что вы намереваетесь сделать?

— Вы хорошо знаете мисс Телли?

— Нет. Вероятно, она вам рассказала, что впервые я увидел ее вчера вечером и при очень необычных обстоятельствах.

— Да, это так. Она рассказала мне о попытке похищения. Но у нее не хватило времени рассказать о самой себе. Однако это неважно. Так, значит, мистер Сандин, вы сказали полиции, что прошлой ночью в отеле в вас было сделано пять револьверных выстрелов человеком, которого вы не могли видеть.

— Да, я слышал пять выстрелов.

— Вы в этом уверены?

— Вполне.

— Тогда, возможно, я прав. Может быть, шестой выстрел...

— Но шестого выстрела не было. Только пять.

— Подумайте как следует. Человек два раза выстрелил в ваш карманный фонарь, затем, пока вы стояли во дворе, он три раза выстрелил над вашей головой.

— Но я не решался двинуться с места.

— Вполне понятно. И если бы в револьвере оставался шестой заряд, почему его не использовали?

— Я не понимаю, что вы хотите сказать. Ведь человек найден мертвым с кинжалом в груди. Но позвольте задать вам один вопрос. Можете ли вы мне сказать, почему меня арестовали? Какие появились улики против меня, о которых говорил Ловсхайм?

— А вы о них не знаете?

— Конечно, не знаю. С тех пор как я нахожусь здесь, я никого не видел и никто со мной не говорил.

— Дело очень серьезное, но не думаю, что вас из-за этого могут осудить. Речь идет о шпаге с часов. Мнения разделяются. Одни думают, что вы говорили откровенно и это факт в вашу пользу, другие же считают это искусной хитростью с вашей стороны.

— Откуда вы все это узнали?

— Я разговаривал с комиссаром. Я взял на себя смелость, мистер Сандин, заявить, что я ваш адвокат, после чего он мне все обстоятельно рассказал.

— Очень признателен вам за это.

— Затем ваш разбитый карманный фонарь...

— Но он был выстрелом выбит у меня из рук.

— Да, но, к несчастью, он вдребезги разбит и очень трудно установить, что с ним произошло. Осколки были найдены под площадкой, на которой обнаружена лужа крови. Это могло означать, что вы просто уронили фонарь во время борьбы.

— Но это же... это же... не может служить уликой против меня.

— Возможно, и нет. Но это доказывает,