Теперь уже на нашей эскадре веселились и матросы, и офицеры:

– Энтот герцог-инвалид, он без ядрышек!

А в половине девятого вечера лейтенант Клинт с мачты «Улла Ферзен» разглядел вдалеке несущийся к флоту на всех парусах дозорный фрегат «Ярромас», С фрегата отчаянно палила сигнальная пушка, а на фалах развевался сигнал: «За мной гонится Ревельская эскадра». Вслед за этим на горизонте показались и многочисленные мачты. Ситуация сразу изменилась, теперь надо было уже не нападать, а убегать, и чем скорее, тем лучше! Один из шведских кораблей так потерял в рангоуте, что не мог держаться с флотом. Чтобы его не потерять, пришлось тащить его на буксире фрегатом и собранными со всего флота гребными судами.

По причине нечастой стрельбы шведов потери во второй день сражения были намного меньшими, чем в первый. Повреждений тоже было немного. Но Круз был зол. Одно из ядер, пробив кормовую галерею, влетело в адмиральскую каюту. Каюта командира, а тем более каюта адмирала – это всегда его заповедная территория, куда почти никто не имеет допуска. Поэтому капитанские и адмиральские каюты так и зовут – ящик отшельника. Свой «ящик» Круз всегда любил, так только здесь мог остаться наедине со своими мыслями, думать о приятном, читать письма жены, и сам сочинять ей длинные и подробные описания своих дел и дум.

Когда после боя Круз спустился в свою каюту, там ничего целого не было: кровать, умывальник, стол с креслом, шкап и даже старый рундук все было снесено и уничтожено. Присев на груду щепы, Круз пригорюнился. За долгие годы плавания он давно сроднился со всеми окружавшими его вещами, воспринимая их уже не как предметы мебели, а как некие живые существа, с которыми много пережито и пройдено. Впрочем, что стоит все это дерево против человеческой крови? Из задумчивости адмирала вывел деликатный кашель флаг-офицера, принесшего рапорта командиров кораблей.

– Ваше превосходительство! С моря усмотрены спешащие к своему флоту шведские крейсеры, делающие непрерывные сигналы!

Круз поднял на вошедшего глаза:

– Скорее всего они извещают герцога о приближении эскадры Чичагова! Теперь шведам придется не сладко!

Толстый адмирал с трудом поднялся на ноги и, отдуваясь, начал подниматься вверх по трапу. На шканцах Круз потребовал себе подзорную трубу и долго рассматривал неприятельский флот, нет ли там каких-либо изменений. Наконец он одобрительно хмыкнул.

Несмотря на сумерки вице-адмирал разглядел, что шведы, при тихом переменчивом ветре явно отходили на запад.

Незадолго до полуночи по сигналу с флагмана «Гнать за неприятелем» наша эскадра устремилась в погоню за противником.

– Курс вест-норд-вест! – объявил Круз.

Над «Иоанном Крестителем» развевался сигнал «Прибавить парусов», непрерывно палила и сигнальная пушка.

В шесть утра на кораблях авангарда подняли сигнал, что севернее Сескара видят новую эскадру. Ветер к тому времени поменялся с зюйд-вестового на вестовый и наша эскадра шла лавировкой к западу.

К десяти утра с марсов насчитали в неизвестной эскадре уже с два десятка вымпелов.

Ветер весь оставшийся день не менялся и до самой ночи эскадра Круза, лавируя, медленно продвигалась на запад. Шведы при этом старались отойти к северу.

С рассветом следующего дня над флагманом Круза вместо обычного заревого выстрела раздался тройной сигнальный залп, после чего на фалах взлетел сигнал: «Преследовать неприятеля и атаковать его по способности». Вскоре Ларион Повалишин просигналил, что не может держаться с флотом. Круз, однако, ему ничего не ответил, явно игнорируя своего младшего флагмана. Между тем ветер стал все больше отходить к югу, и наша эскадра стала продвигаться вслед за шведами заметно быстрее. А затем посланный к Сескару гребной фрегат просигналил, что видит между островами Сескар и Пени эскадру Чичагова, которую ясно опознал.

В семь часов утра «Иоанн Креститель» уже отсалютовал Чичагову одиннадцатью залпами, означающий, что вступает в его подчинение. Итак, обе части Балтийского флота соединились. Теперь надлежало думать о преследовании уходящих шведов.

Из воспоминаний адъютанта Потемкина, М. Гарновского: «…Как сражение было ближе сорока верст от Кронштадта, то пальба, хотя и томно слышна была и здесь; город, около лежащие места и двор, быв преисполнены страха, находились в жалком положении. Двор, зная превосходство морского ополчения шведского, был не без причины озабочен участью нашей эскадры; и город считал оную совсем уж пропащею, судя по происшествиям и движениям, которые в то время в городе случились».

Обыватели пребывали в нервном напряжении, вслушиваясь в раскаты доносившейся канонады. Внезапно в самый разгар сражения Петербург потряс мощнейший взрыв. Люди толпами выбегали на улицы с криком: «Шведы! Шведы!» Мгновенно разнесся слух, что в город уже входит шведская армия. Откуда она тут взялась, никто не спрашивал, началась паника. Лишь спустя некоторое время разобрались, что взорвалась артиллерийская лаборатория на Выборгской стороне, где сушились пять сотен начиненных бомб. Никакого ущерба городу не было, только повылетало много оконных стекол. Только улеглись страсти, как снова пронесся слух, что в Кронштадт едва доплыл весь избитый корабль храброго капитана Одинцова, а остальные наши все уже перетоплены и шведы вот-вот войдут в Неву.

Все ждали вестей от Круза и молились за него и его моряков.

С известием о победе Круз послал к императрице своего сына-лейтенанта. Знал, что государыня посланца наградой не обидит. Весть о победе наш шведами за какой-то час облетела весь Петербург. Незнакомые люди обнимались и целовались на улицах, радуясь известию. Горожане стеклили окна, выбитые от грома выстрелов. Длинной вереницей потянулись обратно беженцы. Имя Круза было у всех на устах!

На кораблях уже распевали старую песню на новый лад:

Получив известие об отражении шведов, Екатерина долго молчала, а потом сказала:

– Возможно, Великий Петр несколько поторопился, расположив столицу в столь опасном месте на самой морской границе. При наших просторах можно было бы подыскать место и побезопасней!

За победу в сражении между Кронштадтом и Красной Горкой Круз был немедленно награжден одним из высших орденов империи – орденом Александра Невского. Вице-адмирал наградой был особенно доволен.

– Все верно, – говорил он, узнав о своем награждении. – Князь Александр имя свое получил за победу над шведами в устье Невы. И я почитай там же, с теми же шведами дрался, каким же орденом меня еще награждать!

За Красногорское сражение вице-адмирала Якова Сухотина наградили золотой шпагой, увы, ее положили вице-адмиралу уже на крышку гроба…