— Франк!!!

Она бросилась к лестнице, взлетела наверх…

Франк лежал на полу посреди комнаты, а прямо напротив Люси, перегораживая входную дверь, стоял Владимир, в зеленой куртке с капюшоном.

Стоял не шевелясь и пристально смотрел ей в глаза.

Позади раздался шум.

Люси едва успела заметить гигантскую тень, надвигавшуюся на нее с невероятной скоростью.

И почувствовать, что голова взорвалась и разлетелась осколками.

Потом — тьма.

Сначала он услышал шум мотора.

А какое-то время спустя ему удалось наконец-то разлепить веки, и к нему вернулся свет.

Он сразу же ощутил сильную боль в затылке и жжение на запястьях, но ему понадобилось еще несколько секунд на то, чтобы окончательно прийти в себя и понять: руки связаны за спиной. Люси тоже была здесь и тоже связанная, она лежала рядом, в задней части фургона, среди мотков электрического провода, веревок и каких-то труб. Лежала не безжизненно, потихоньку шевелилась, и ресницы ее трепетали.

Лицом к ним, на запасном колесе, сидел коленями к груди Владимир с пистолетом в руках. В задние окошки просачивался свет угасающего дня. Шарко заметил, что там время от времени мелькают голые ветки, и предположил, что, скорее всего, их везут через лес.

— Такого бы не случилось, если бы… — сказал переводчик. — Надо же было этому малолетнему придурку влезть куда не просили и навести вас на след! Приспичило ему, видите ли, дорогу показать… Ну и вы… вы добрались-таки до цели, вышли прямо к ЧеТор-три. — Ермаков, словно досадуя, покачал головой. — Говорил же я нашему шоферу Михаилу, чтобы отделался от мотоцикла, чтобы ничего не оставлял в здании, а главное — чтобы выдрал из стены эту чертову цепь! А теперь я не могу позволить вам действовать дальше: вы же сию минуту сообщите все властям, а они, с их возможностями, вполне могут добраться до нас. — Переводчик сжал челюсти, поиграл желваками. — Скажу полицейским, что вы оставили меня в Вовчках, а сами отправились в зону. В конце концов, это чистая правда. Ваши тела никогда не найдут: у Чернобыля есть хотя бы то преимущество, что он заглатывает все, что ни кинь ему в пасть.

Люси приподнялась на локтях, лицо ее сморщилось от боли. Боль была острая, пульсирующая, по черепу будто стучали изнутри.

А Владимир продолжал говорить:

— Чтоб вам было ясно… надо же повысить ваш культурный уровень! Так вот, чтоб вам было ясно: ЧеТор-три существовал как советский экспериментальный центр по изучению радиоактивности в течение всей холодной войны[73]. Радиоактивные вещества, необходимые для опытов, поступали прямо со станции, и никто не знал, что происходит там внутри. Но сегодня эти Богом про́клятые развалины используются для других целей, и, думаю, вы сами это поняли.

Люси забилась в угол, попыталась избавиться от веревок, которые резали ей кожу.

— Где Валери Дюпре? — с трудом выговорила она.

— Заткнулись бы вы, а!

Лицо Владимира стало еще жестче, из взгляда окончательно пропало что бы то ни было человеческое, и теперь переводчик совсем не был похож на того, кого Шарко и Люси видели раньше.

Внезапно рессоры фургона скрипнули, машина качнулась, тела пленников подпрыгнули и снова рухнули на пол.

Владимир постучал рукояткой оружия по железу и крикнул что-то на своем языке шоферу.

Шарко не спускал с переводчика глаз:

— Сумасшедший, просто сумасшедший. А столько было красивых слов о возвышенных целях вашей ассоциации… Может, объясните, почему вы занялись такими делами?

Человек с белыми волосами вынул из рукоятки своего русского пистолета магазин, проверил и сунул обратно, обращался он с «пушкой» привычно, очень ловко. Шарко уже доводилось видеть такой вид оружия на набережной Орфевр: старый ТТ, пистолет Токарева, использовался Красной армией во время Второй мировой войны. Перезарядив оружие, Владимир отвернулся к окну и погрузился в молчание. Снаружи не было ничего, кроме пустого пространства, солнце уже клонилось к закату. Французы переглянулись, снова попытались, дергаясь и морщась, освободиться от пут, но мучитель, видимо, краем глаза заметил их усилия и резко повернулся к ним снова:

— Даже и не пробуйте, понятно?

— Вы убиваете собственный народ, — сказала Люси. — Вы убиваете детей.

Ермаков уставился на нее, помолчал, потом замахнулся, готовый ударить:

— Глотку-то заткни!

— Ну, бейте, бейте! Вы просто подлец и трус, больше никто.

У переводчика глаза чуть не выскочили из орбит, но он глубоко вздохнул и все-таки опустил руку с оружием.

— Здесь люди готовы на все, лишь бы выбраться из нищеты, но вам такого не понять. Эти мальчишки в любом случае обречены, им не выжить, они нахватали столько цезия, что сердца у них дырявые, как сыр. И все, что я делаю, — это привожу их сюда, в ЧеТор-три. Потом ими занимается Михаил. Я беру деньги, и остальное меня не касается.

Бездушный наемник. Люси плюнула ему в лицо. Седовласый аккуратно стер плевок рукавом куртки, снова надел капюшон и выглянул в окно. По лицу его промелькнула едва уловимая улыбка.

— Скоро будем на месте.

Шарко продолжал теребить веревки. Нет, не выпутаться.

— Мы проверяли, ни один ребенок из тех, что привозила в Париж ассоциация, не пропал. — Франк решил отвлечь внимание седого.

— Те, конечно же, не пропадали. Но у детей, которые живут в нескольких метрах от тех, цезия в организме ровно столько же. — Машина, казалось, потеряла сцепление с дорогой, заскользила, потом клюнула носом, возвращая передние колеса на место, и поехала дальше. А Владимир как ни в чем не бывало продолжал: — Наша система отлажена лучше не придумаешь. Мы забираем детей из разных мест, находящихся одно от другого на расстоянии в десятки, если не сотни километров. На этой Богом про́клятой земле дети уходят в поле или в лес за черникой и больше не возвращаются: силенок на обратный путь не хватает. У некоторых из них нет родителей и родственников, нет никаких документов, то есть никакого правового статуса. Иногда они объединяются в стайки, занимают брошенные здания, воруют, чтобы прокормиться. Базар — лишь один пример из многих. Полиция сюда и носа не сует, но если вдруг появляется — угадайте, что делает? Местные, они выброшены из мира, их словно бы и не существует. И исчезновения детей практически никто не замечает.

— Но почему именно этот чертов цезий? И почему именно эти дети?