– Этот прием будет иметь грандиозный успех, – сказала она. – Я не сомневаюсь, что люди из Мерсии и Пяти городов присягнут…

– Что вам известно о том, что произошло между Алриком и Хеммингом? – сказал он, пронзив ее подозрительным взглядом своих черных глаз.

Она посмотрела на него широко открытыми глазами с абсолютно невинным выражением на лице – притворство, которым она в совершенстве овладела уже давно.

– Я знаю об этом не больше, чем вы, муж мой, – солгала она.

Он хмыкнул, но она так и не поняла, поверил он ей или нет.

– Получали вы какие-то известия от Алрика за последние шесть месяцев?

– Нет. – Ну, хотя бы это было чистой правдой.

– Тира говорит, что вы научились готовить великое множество разных снадобий из трав, Эльгива, – медленно сказал он. – Вы, часом, не забавлялись там ядами?

– Нет, муж мой, я этого не делала. – Это была еще одна ложь, но прозвучала она как-то очень правдоподобно, даже для нее самой. Слава богу, ей удалось сохранить свои снадобья в секрете от правдолюбивой Тиры.

Некоторое время он пристально смотрел на нее, внимательно изучая ее лицо и как будто стараясь проникнуть ей под кожу и череп, чтобы разглядеть, что у нее на уме. От этого взгляда ее даже передернуло.

– Меня тревожит то, – наконец сказал он, – что Алрик покинул Рочестер именно в тот момент. Это указывает на то, что он виновен.

– А поставьте вы себя на его место, – возразила она. – Вообразите, что вы англичанин, который сидит за столом рядом с датским лордом. Внезапно вы понимаете, что этот лорд неожиданно скончался. – Она недовольно вздохнула. – Кнут, вы сами говорили мне, что люди Хемминга скоры на расправу. Разве сами вы не предпочли бы сбежать, опасаясь, что они сначала убьют вас, а потом начнут задать вопросы и разбираться?

– Это одно из возможных объяснений, – хмурясь, сказал он, – однако оно кажется мне маловероятным.

Он поднял руку и провел пальцами по ее щеке, по тонкой ткани ленты для волос, по ложбинке затылка. Она искала в его глазах намек на то, что творится у него в голове, и страстно хотела, чтобы он ее поцеловал, – это означало бы, что он ей поверил. Но поцелуя не последовало.

– Эльгива, – сказал он, и в голосе его появились стальные нотки, – держу пари, что все мужчины в зале будут считать вас идеальным украшением моего дома. Они будут пожирать вас глазами и терять голову, воображая, как вы выглядите под этим платьем. Но свое внимание они должны обращать на меня, а не на вас. Поэтому вы будете сопровождать меня при входе в залу со Свеном на руках, потом тепло поприветствуете всех собравшихся там, после чего вернетесь в свою комнату.

Эльгива ошеломленно отпрянула от него.

– Я не стану этого делать, милорд! – с пылом возразила она. – Большинство из этих людей находятся здесь потому, что это моя родня, и нельзя прятать меня в угол, когда…

– Слушайте меня! – Выбора у нее не было, потому что он взял ее за плечи и так тряхнул, что у нее клацнули зубы. – Турбранд контролирует свою женщину тем, что бьет ее до крови, – прорычал он. – Я до этого не опущусь, Эльгива, но и не допущу, чтобы вы пререкались со мной по любому поводу. Вы будете повиноваться мне, даже если мне для этого придется запереть вас в вашей комнате, посадить на хлеб и воду, пока вы не научитесь делать то, что вам говорят. Вы должны сыграть важную роль в тщательно продуманном плане, и вы сделаете это, не задавая мне никаких вопросов. Я слишком надолго оставлял вас одну, и, хотя вы и хозяйка этого дома, господин здесь я, и вы будете делать то, что будет угодно мне, а не вам. А теперь идите и возьмите нашего сына.

Он развернул ее и подтолкнул по направлению к двери.

Она до скрипа сцепила зубы, чтобы не разразиться вертевшимися у нее на языке проклятиями в адрес всех мужчин на свете. Придет время, поклялась она себе, когда она не станет кланяться всякому человеческому существу только за то, что оно ходит по земле, болтая между ногами своим членом.

Уже дойдя до двери, она услышала, как он вновь окликнул ее по имени, и остановилась, ожидая, что последует дальше.

– Если я выясню, что вы солгали мне насчет Алрика, – сказал Кнут, – обещаю, что сделаю с вами нечто похуже, чем просто изобью.

После этого она вышла на холод улицы, и дверь захлопнулась за нею; но его слова еще долго звучали у нее в голове.

– Тогда я уж постараюсь, – пробормотала она себе под нос, пробираясь через грязный двор, – чтобы ты этого никогда не выяснил.

11 апреля 1012 года

Виндзор

Гримаса боли, пронзившей всю правую часть тела – голову, плечо, лодыжку, – исказила лицо Этельреда, когда он с трудом попытался открыть глаза. Опираясь на гору подушек, он лежал на кровати в комнате, где свечи отбрасывали неровный мерцающий свет; кромешная тьма за высоким и узким окном говорила, что час уже поздний.

Его правая нога, туго забинтованная между двумя дощечками, лежала поверх одеяла и пульсировала дьявольской болью. Пока он хмуро смотрел на нее, поперек кровати легла тень от человеческой фигуры, и тупая боль в виске тут же усилилась до агонии.

В испуге он с большим трудом повернул голову в сторону того, кто отбрасывал эту тень, не зная, бодрствует ли он уже или до сих пор пребывает в цепких лапах кошмарного сна.

– Господи! – выдохнул он. – Вульфстан.

Головная боль немного отпустила его, и, несмотря на тяжесть, которая, казалось, придавила все его конечности, он понял, что окончательно проснулся. Он вспомнил, что лекарь дал ему какое-то зелье, чтобы ослабить боль, и оно, видимо, усыпило его. Интересно, сколько же он спал?

– Какой сегодня день?

– Страстная пятница, – ответил Вульфстан и, подойдя ближе к кровати, осенил голову Этельреда крестным знамением.

Значит, он лежит здесь уже два дня, то просыпаясь, то вновь проваливаясь в забытье. Он пристально изучал архиепископа Йорвикского, лицо которого и седая борода казались разительно светлыми на фоне темного пятна его черного дорожного плаща.

– Разве вы не должны быть сейчас в Лондоне? – хрипло спросил он.

– Мы с вами оба сейчас должны находиться в Лондоне, милорд. Я и направлялся туда, когда узнал, что вы лежите здесь, прикованный к постели болезнью. – Вульфстан поднял руку, и откуда-то, вне поля зрения Этельреда, возник молодой человек в одеянии монаха, который поставил рядом с архиепископом стул. Вульфстан сел на него и сказал: – Меня пригласила Эдит и рассказала, что вы упали с лошади.