– Это по моему настоянию, миледи, ваш брат согласился отправить вас в Англию, чтобы выдать замуж за Этельреда. И я чувствую ответственность за вашу безопасность, как если бы вы были моим собственным ребенком. Нет, – остановил он ее, видя, что она хочет возразить, – выслушайте меня, прошу вас. Англия сейчас – слишком ненадежное место для вас и ваших детей. Датская армия, ставшая лагерем в Кенте, необузданна и творит беззаконие. Она – словно безумное чудовище без мозгов и без сердца, и мы не можем предвидеть, какое злодеяние они совершат в следующий момент. Поэтому я прошу вас найти пристанище у вашего брата в Нормандии, по меньшей мере до тех пор, пока не будет выплачен гафол и весь этот сброд не покинет наше королевство. Причем сделать это нужно быстро, пока не наступила зима и морские пути не стали предательски опасными.

Она молчала, вновь и вновь прокручивая в голове его слова. Как бы она ни переживала по поводу ужасов, творившихся в Кентербери, инстинкт подсказывал ей брать своих детей и бежать. Однако это был материнский инстинкт, а она должна была рассуждать как королева.

Ее и раньше подталкивали к тому, чтобы скрыться отсюда, – уехать туда, где она будет в безопасности. Но она была связана с королем и его королевством священной клятвой, требованиями долга и даже политической целесообразностью. Какое послание она отправит жителям Англии, которые борются против вражеского вторжения, голода и болезней, если покинет их в такой момент?

Она крепко сжала руки Эльфрика, понимая, что просьба эта продиктована заботой о ней. Тем не менее она не может выполнить ее.

– Я благодарю вас, Эльфрик, за ваш совет. Но вы знаете, что я не могу сейчас покинуть Англию. Мой долг – находиться здесь. – Она перевела свой взгляд с него на Годиву, которая танцевала в куче опавших листьев. – К тому же король уже сказал, что не позволит моим детям уехать.

На миг наступило молчание, а потом он сказал:

– Даже вашей дочери?

Она посмотрела на него; выражение его лица было печальным из-за той боли, которую мог вызвать у нее этот вопрос.

Память перенесла ее на год назад, и она вспомнила слова Этельреда, тогда прозвучавшие для нее как угроза. Девочка может поехать в Нормандию. От нее мало толку. Она тогда пересказала этот разговор Эльфрику, поскольку искала его поддержки в том, чтобы удержать дочь возле себя.

Она не забыла слова короля, просто похоронила их в своем сознании. Кто в этом руководствовал ею, королева или мать? И какая мать могла позволить дочери подвергнуться риску, когда у нее была возможность отправить ребенка в безопасность?

– Миледи, – настойчивым тоном сказал Эльфрик, – на улицах Кентербери я видел детей, которых оторвали от родителей и держали в грязных сараях в ожидании выкупа. Я видел тела детей, которые погибли в горящих домах или были растоптаны…

– Прекратите! – воскликнула она. – Вы и так сказали уже достаточно. Не желаю больше ничего слушать.

Она встала и отошла от него в сторону; мысли ее были в смятении. Она еще не говорила королю, что беременна, но, когда она скажет ему об этом, он, скорее всего, заберет у нее Годиву, как когда-то забрал Эдварда, и определит ее туда, куда сочтет нужным. Намного лучше послать сейчас свое дитя в Нормандию, где Годива не только будет в безопасности, но и услышит, как о ее матери говорят с любовью, вместо того чтобы обливать ее грязной ложью. И все же путешествие через пролив таило опасности, и, как правильно заметил Эльфрик, хорошая погода продержится еще недолго.

– Как мы можем отправить ее отсюда? – спросила она, по-прежнему не сводя глаз со своей дочери. – Ведь выход из Темзы все еще блокируют вражеские корабли. – Теперь это было единственной сложностью. Она знала, что Этельред не станет препятствовать отъезду Годивы.

Когда она поднялась со скамьи, Эльфрик поднялся тоже и теперь подошел, встав сбоку от нее.

– Они поставили свой флот на якорь вдоль правого берега Темзы, – сказал он. – Если Годива сядет на корабль в Бенфлите, ей никто не помешает и она, при условии хорошей погоды, за один день сможет достичь Фландрии. А уж оттуда будет совсем легко вдоль берега добраться до Фекана.

На это она промолчала. Ее собственное путешествие в качестве невесты Этельреда от Фекана до Кентербери по пути, которым следуют киты, легким назвать было никак нельзя. Тем не менее другого выхода она не видела.

Она нашла его руку.

– Вы сможете сопровождать ее? – спросила она его. – Дабы я была уверена, что она доберется до двора моего брата в безопасности?

– Вы могли об этом и не спрашивать, миледи. Разумеется, я сделаю это.

Успокоенная этими словами, она жестом позвала Уаймарк. Нужно было многое сделать, чтобы подготовиться к этому путешествию.

День отъезда наступил в начале октября. С дочкой на руках, которую она крепко прижимала к груди, Эмма подошла к двум кораблям, которые должны были отвезти Годиву и ее сопровождающих в Нормандию. Был праздник, День ангелов-хранителей, и, хотя утренний бриз, дувший с воды, казался холодным, небо было совершенно чистое – лишь чайки кружили высоко у них над головой.

Все уже погрузились, только Эльфрик и Годива еще оставались на берегу. Эмма понимала, что задерживать отплытие больше нельзя, поэтому она нагнулась и на прощанье в последний раз обняла свою девочку, закутанную во множество теплых одежек. Причину отъезда Эмма объяснила ей накануне вечером, но до сих пор не была уверена, насколько ребенок ее понял. Прошептав благословение, она в последний раз поцеловала девочку. Эльфрик поднял ее на руки и по трапу отнес на корабль. Там он передал Годиву на руки ее няни, после чего трап был переброшен через планшир и уложен на борту.

Оставшись на берегу рядом с Уаймарк, Эмма видела, как Годива протянула к ней свою ручку, и слезы комом подкатили к ее горлу.

– Не знаю, смогу ли я удержаться и не заплакать, – прошептала она.

– Эмма, ей будет намного тяжелее, если она увидит вас плачущей, – сказала Уаймарк.

Она кивнула. Уаймарк права, она не должна плакать. Еще несколько мгновений, пока корабль отчаливал от пристани, она продолжала смотреть, пока все перед глазами не начало расплываться от слез. Тогда, быстро отвернувшись, она взяла Уаймарк за руку и пошла с ней по дороге к деревне под названием Бенфлит, плотно сжав губы от горя.

Внезапно шум ветра и вопли чаек заглушил пронзительный крик Годивы. Казалось, он схватил Эмму за самое сердце и выжал из нее слезы, которые она так долго и с таким трудом сдерживала. Однако она продолжала идти вперед и, хотя искушение было очень велико, так и не обернулась.

Ноябрь 1011 года

Редмир, Холдернесс

Эльгива стояла возле своей кровати и, подняв руки вверх, любовалась замысловато вьющимися виноградными лозами, вышитыми золотыми и серебряными нитками на ее широких рукавах. Она даже представить себе не могла, сколько может стоить это платье, сшитое из темно-синего годвебба с позолотой на рукавах, шее и по краю. Свен Вилобородый знал толк в щедрых подарках, нужно отдать ему должное в этом.