Катастрофа произошла 26 июня в Дрездене, когда хитрый и коварный австрийский премьер-министр Меттерних встретился с императором и во время этой знаменитой встречи настойчиво, но безуспешно просил Наполеона проявить благоразумие. Наполеон был настроен высокомерно и заносчиво: несчастье ничему его не научило. «Значит, вы хотите войны, – сказал он. – Что ж, вы ее получите. Я разбил русских возле Бауцена. Теперь вы хотите, чтобы настала ваша очередь! Если это случится, мы увидимся в Вене». Меттерних напрасно напоминал Наполеону, что у того армия была обескровлена и солдатами в ней были не мужчины, а юноши, почти мальчики. Корсиканец, великий эгоист, бросил ему в ответ: «Вы не знаете, что происходит в уме солдата: такой человек, как я, обращает мало внимания даже на смерть миллиона людей» – и отшвырнул в сторону шляпу. Меттерних ее не поднял, то есть их беседа закончилась ссорой. Когда австрийский министр уходил, в прихожей вокруг него столпились французские генералы: они надеялись услышать, что начались настоящие переговоры о мире. Вертье озабоченно спросил: «Вы довольны императором?» – «Да, – ответил Меттерних. – Он объяснил мне все. Ему пришел конец».

Стало ясно, что ради безопасности всего мира огромный вампир, который имеет множество восхитительных качеств, но буквально высасывает лучшую кровь из Франции и из всей Европы, должен быть сброшен с престола. В августе 1813 г. после того, как выяснилось, что Наполеон абсолютно не желает примирения, война возобновилась. Австрия присоединилась к остальным его врагам. Впервые с 1795 г. Пруссия, Россия, Австрия и Англия одновременно воевали против Франции и при этом были объединены в искренний и дружественный союз. Теперь война шла не на жизнь, а на смерть. Прежняя находчивость не покинула Наполеона: он больше двух месяцев держался в Центральной Германии, защищая линию Эльбы. Он отразил первые атаки и даже выиграл большое сражение при Дрездене (26 августа), но силы были неравны[208].

К коалиции присоединилась Швеция, и в октябре, 16, 17 и 18-го числа, союзники наконец затравили ужасного льва возле Лейпцига. В этой трехдневной битве (немцы назвали ее Битва народов) 150 тысяч французов стояли против 200 тысяч русских, австрийцев, пруссаков и шведов. Молодые французские новобранцы сражались отважно, но от них требовали совершить невозможное, и 19-го числа Наполеон был вынужден отдать всем своим войскам приказ отступать в сторону Франции. В битве и при последовавшем за ней поспешном бегстве через Германию французы понесли огромные потери. Корсиканец снова оказался на французском берегу Рейна, имея под командованием едва 70 тысяч не слишком хорошо организованных солдат.

Теперь с военной точки зрения положение Наполеона было почти безнадежным. Армии ветеранов не было; новой армии из молодых призывников тоже почти не было. Оторванные от внешнего мира гарнизоны далеких теперь немецких крепостей сдавались один за другим под угрозой голодной смерти. Расположение французского народа утрачено из-за континентальной блокады и безжалостного призыва мужчин в армию. Англичане изгоняли генералов Наполеона из Испании и переходили Пиренеи. Южнонемецкие государства, вассальные от Французской империи, все договаривались о мире с победителями. И все же союзники, вероятно, оставили бы Наполеону его трон и территорию, которая была бы гораздо больше той, которой владел Людовик XVI в 1792 г., если бы Корсиканец вовремя и искренне заключил с ними мирный договор. Но он не захотел это сделать. Даже когда огромная армия союзников переходила Рейн, Наполеон боролся с неизбежным. Он, правда, прислал своих представителей на мирную конференцию, происходившую в Шатийоне (на берегах Сены), но разрешил им только тянуть время. Так он шел к своему концу.

Военные действия, которые Наполеон вел в 1814 г., с чисто военной точки зрения были в некоторых отношениях его лучшей кампанией. У него оставалось около 50 тысяч способных к быстрым маневрам солдат. Французский народ не желал восставать против захватчиков: пожар, пылавший в его душе в 1792–1793 гг., угас. Конечно, у французов вызывали гнев жестокости, которые союзники совершали при захвате их страны, но по сравнению с захватчиками 1914 г. их предшественники в 1814 г. были достаточно гуманными и не желали возбуждать патриотизм политикой устрашения. Учитывая такие тяжелые препятствия и то, что противник превосходил его солдат по численности в три или четыре раза, Корсиканец сражался блестяще. Он атаковал то одну, то другую из шедших на Париж колонн и несколько раз подряд одерживал временные победы, которые почти остановили продвижение австро-российско-прусских войск. Но в конечном счете его попытка не могла увенчаться успехом. Армия начала уставать от безнадежной борьбы, и вражеских войск было слишком много. После того как союзники прорвались к самым воротам Парижа, 31 марта в отсутствие Наполеона маршал Мармон, комендант столицы, капитулировал, и победители торжественным маршем вошли в город, от которого за двадцать два года до этого повернул назад Брауншвейг после сражения при Вальми.

Наполеон все еще мог собрать под своим началом в Фонтенбло 50 тысяч человек. Многие рядовые и младшие офицеры были готовы продолжать борьбу – так преданы они были своему вождю, который, даже не задумываясь, принес бы их в жертву. Но маршалы и старшие офицеры понимали, что игра проиграна и дальнейшая борьба означала бы разорение для них самих. Они не хотели быть ни бедняками, ни изгнанниками. В это время в Париже союзники формировали временное правительство, председателем которого стал бывший министр Наполеона, сговорчивый, аморальный и невероятно умный Талейран, который теперь с легким сердцем покинул своего прежнего повелителя и стал поспешно готовить реставрацию Бурбонов, объявив, что император утратил право на трон. Под давлением своих бывших товарищей Наполеон 4 апреля[209] подписал официальный акт о своем отречении. Союзники проявили великодушие (о котором, несомненно, пожалели через год): они предоставили ему в качестве «суверенного государства» маленький остров Эльбу на Средиземном море и в качестве жалкого утешения оставили Наполеону титул императора.

В это время Наполеон было очень непопулярен во Франции. Народ страстно желал мира, и казалось, что только честолюбие Корсиканца мешает остановить разорение народа.

Когда его везли через Лангедок и Прованс, ему кричали в лицо ругательства и бросали в его карету камни, а потом толпа провожала его громким криком: «Ненавистный тиран, наконец-то ты наказан!» В Оранже и Авиньоне даже возникли опасения, что над ним могут устроить самосуд. Свергнутый деспот, который, вероятно, на время сильно присмирел, был доставлен на Эльбу и десять нелегких месяцев ждал там своего часа. А за это время во Франции случилось многое.