С течением времени они заполняли пробелы прошлого, часами рассказывали друг другу о своей жизни, обмениваясь целомудренными ласками. Из выстраданных фраз сплеталась повесть о страданиях двух людей. Жоан рассказал о разговоре с ее отцом в «Карлтоне», она — о насильственном карантине в номере. Он — о своих безответных письмах, об отчаянии и напрасном ожидании, она — о его фотографии, об одиночестве и безысходности. Он — о своем злополучном путешествии через океан в Колумбию, она — о страхе перед отцом. Он — о Ниньо Сулае, о Нью-Йорке, о безбилетном плавании, она — о пустоте будней, о разрыве с кузиной Пубенсой, об угрозе монастыря. Он — о тюрьме в Картахене, о своем побеге, о речном пароходе, о знакомстве по пути со студентом, которого много лет спустя он узнал, увидев фото нобелевского лауреата. Она — о том, как отпугивала претендентов на ее руку, которых каждую неделю приводил в дом отец. Он — о прибытии в Боготу, о ночном холоде и позорном изгнании, о незабываемой сцене, когда она шла к нему, а его уводили в наручниках как вора. Жоан описал свое возвращение в Барселону, свою боль, поиски работы, черную тоску, когда выяснилось, что он снова потерял ее; свадьбу с Трини, рождение сына, встречу в универмаге и свое смятение, и ревность, и ночной уход из дома. Говорил он и о рождении мертвой дочки, о смерти жены, об отречении Андреу, о долгих годах, прошедших среди деревянных опилок и стружек... А напоследок поведал о воссоединении со своим «Бёзендорфером», роялем мадам Тету, и о чудесном обнаружении ее послания на обратной стороне «фа».

— Как будто альбом нашей жизни листаем... Жоан, а ты никогда не задавался вопросом, что будет после нас?

— Прекрасный закат. Великое таинство, когда, достигнув самой глубины, погружаешься в ничто, которое есть все.

— А куда денутся воспоминания о том, что мы пережили вместе?

— Ты когда-нибудь видела, как умирает роза? Тихо опадают лепестки, капли красного шелка и слез орошают землю... Потом появляется зеленый бутон, и та же роза заново расцветает в новой розе. Ничто не исчезает, моя воздушная фея. И мы не исчезнем, даже когда нас уже не будет на земле.

— Ты боишься смерти?

— Нет, ведь я, кажется, почти всю жизнь был мертв. А ты?

— Теперь, когда я тебя нашла, не боюсь. Я боялась умереть, так и не увидев тебя снова.

Во взгляде Жоана светилась нежность.

— А я боюсь одного: сломаться в твоих объятиях. У меня уж не кости, а одно название.

— Обещаю не обнимать тебя слишком крепко.

— Вот еще! Это будет самая сладостная боль... — Он притянул ее к себе.

— Тогда давай оставим разговоры о смерти и поговорим о жизни.

Жоан Дольгут встал.

— Закрой глаза и жди меня, — попросил он, ушел в спальню, принес оттуда что-то и спрятал в клавиатуре рояля.

Затем взял Соледад за руку, подвел к инструменту, усадил и позволил открыть глаза. Когда он снова поднял крышку, в отверстии на месте недостающей клавиши что-то блестело. Кольцо.

— Это настоящее. Я всегда знал, что однажды смогу подарить его тебе.

— Какая прелесть!

— Подожди.

Жоан пальцами Соледад сыграл гамму, надев ей на палец колечко с маленьким бриллиантом.

— А клавиша? Не пора ли вернуть ее роялю, Жоан?

— Пока рано. Я сделаю это после свадьбы. Старческие причуды... Хочу до конца увериться в том, что все это мне не снится.

— Что мне сделать, чтобы убедить тебя?

— Давай начнем свадебные приготовления.

На улицах под радостные крики взрывались петарды. Искусственные огни переливами всех красок расцвечивали небо над городом. Через окна палаты, где лежала Аврора Вильямари, доносились отзвуки чужого веселья. Map была с ней. Она попросила разрешения провести с матерью ночь на Рождество Иоанна Предтечи, и администрация больницы согласилась. Все глубоко сочувствовали этой хрупкой девочке с железной волей.

— Мама, я здесь. Ты мне нужна позарез, мамочка. Что со мной будет без тебя? — Она нежно перебирала волосы Авроры. — Подружки мне говорят, что ты уже не живая, но я им не верю. Ты же дышишь! Где ты прячешься, а? Какой сон тебя держит в плену?

Аврора чувствовала чистый аромат дочери, ее мягкие прикосновения. Почему не получается открыть глаза? «ПРОДОЛЖАЙ, ДОЧЕНЬКА. НЕ УБИРАЙ СВОИ ВОЛШЕБНЫЕ РУКИ».

Map гладила ее плечи.

— Мама, я сегодня звонила в Текнон, спрашивала про твоего друга Андреу. Ему очень плохо, мама. Мне сказали, что у него была остановка сердца, поэтому его перевели обратно в реанимацию.

«АНДРЕУ... НЕТ!!! НЕ УМИРАЙ, ПОДОЖДИ МЕНЯ...»

«MAP, ДОЧЕНЬКА, ПОМОГИ МНЕ».

Map показалось, что неподвижная рука чуть дернулась.

— Мама?! Ты пошевелилась? Ты просыпаешься?

«ГОВОРИ, ГОВОРИ СО МНОЙ, MAP. НЕ ДАЙ МНЕ УЙТИ, Я БОЛЬШЕ НЕ ХОЧУ СПАТЬ... НЕ ХОЧУ УХОДИТЬ...»

— Давай, мамочка. Обопрись на меня. Держись крепче. Как я за тебя держалась, когда была в тебе, а ты давала мне все. Теперь моя очередь вытаскивать тебя на свет. Я тебе помогу, не бойся, мама... Отталкивайся сильнее, разорви тьму, мама... Еще раз, как тогда, когда ты родилась... Я с тобой, выбирайся оттуда... Тебя ждет жизнь, мама. Я тебя жду...

Рука Авроры снова дрогнула. Map ощутила слабое нажатие.

— Не останавливайся, мамочка. У тебя получается, дыши глубже... Я люблю тебя, мама, очень люблю.

«ИДУ, ДЕВОЧКА МОЯ».

— Map...

Она услышала голос матери. Аврора вернулась. Map покрыла ее лицо поцелуями и слезами. Теплые капли падали на сомкнутые веки.

— Map... моя храбрая девочка.

Аврора с трудом открыла глаза. И тут же ее ослепила яркая вспышка света. В ночном небе за окном расцветали красные розы фейерверков.

Map раздвинула занавески.

— Смотри, мама... само небо празднует твое возвращение.

— Не позволяй мне уснуть... — Аврора вцепилась в руку дочери.

— Еще чего! Ты уже на всю жизнь выспалась, мамочка! Мне нужно столько тебе рассказать!

Медсестры слышали голос девочки, но сначала думали, что она, как обычно, разговаривает сама. Лишь некоторое время спустя до них дошло, что случилось чудо, и они вызвали дежурного невропатолога. Пациентка подверглась тщательному обследованию. Диагноз гласил: мозг функционирует нормально, сознание вернулось полностью, но атрофия мышц зашла очень далеко. Выздоровление будет медленным. Потребуется длительный курс физиотерапии, безграничное терпение и вся любовь близких — тогда, вероятно, через месяц она встанет на ноги. В любом случае, пути назад нет. Аврора поправится.

После усердных поисков Борха наконец держал в руках осиротевшую клавишу «Бёзендорфера». Дедушка спрятал ее под роялем, под одной из дощечек паркетного пола, и ему пришлось немало потрудиться, чтобы выяснить, под какой именно. Клавиша была завернута в красную ткань, как фамильная драгоценность, и надпись на обратной стороне глубоко тронула мальчика.