Дверь распахнулась, и Ульяда поспешно смахнул рукавом слезы. Вошел Мариано:

— Инспектор?.. Вы?..

Ульяда не растерялся и соврал:

— Я в ходе одного расследования просматривал списки пациентов и наткнулся на... Сочувствую. Вам, наверное, чертовски тяжело все это.

Надтреснутый голос ответил:

— Она ехала... с любовником. Видите, мои подозрения все-таки были не беспочвенны.

Инспектор сменил тему:

— Что говорят врачи?

— Ни за что не ручаются. Она может в любой момент выйти из комы... но может и остаться так навсегда.

— А ваша дочь? Как она?

— Можете себе представить... Не желает уезжать из бабушкиной квартиры. Говорит, что ждет пробуждения матери... и мне не хочется отнимать у нее надежду. Так жалко ее, ужас.

— Она поправится, вот увидите.

Терзаемый нечистой совестью, Ульяда попрощался. А если Аврора не очнется? Если умрет? Нет, она не должна уходить, не зная того, что знает он. У него есть кое-что, что по праву принадлежит ей.

Отмахнувшись от увещаний деда, Борха остался жить в Борне. Уже больше месяца его отец лежал в глубокой коме, и его состояние все не улучшалось, только переломы зарастали. Самые авторитетные специалисты в один голос твердили, что сделать ничего нельзя, надо просто ждать.

Отец Титы приходил в отчаяние: если зять не вернется к работе, фирме предстоят тяжелые времена. Старик в полной мере осознал, насколько прочность его деловой империи зависела от умелого руководства Андреу. Он не признавал поражения, пока не исчерпал целиком свои ресурсы. Он обращался за консультацией в самые престижные неврологические институты США, но и там, изучив историю болезни, ему не смогли дать никаких гарантий.

Несмотря на зонды, трубки и капельницы, Андреу выглядел мирно спящим. Его поместили в лучшей палате клиники; целая армия медсестер и физиотерапевтов обеспечивала ему круглосуточное наблюдение и уход на высшем уровне. Все счета оплачивал его тесть.

Тита, все еще с ним не разведенная, и не думала его навещать. Из-за этой аварии все ее планы вылетали в трубу. Ее отец впал в натуральную одержимость, пытаясь вернуть Андреу, и плевать хотел на всякие фитнес-центры.

Однажды вечером, вернувшись из школы, Борха почувствовал, что готов сесть за дедушкин «Бёзендорфер». До сих пор он не прикасался к роялю из уважения к памяти деда. Борха узнал от отца его историю и гордился им. По ночам он читал серую тетрадку и всем сердцем сопереживал его юношеским печалям. Музыкальные композиции на иных страницах были так хороши, что начинали звучать у него в голове, стоило ему лишь взглянуть на ноты. Он будет играть их и через музыку познакомится с дедушкой ближе. Откинув крышку над клавиатурой, он узнал благоухание роз, столь живо описанное в дневнике. Это и есть аромат «воздушной феи»? Почему не хватает одной клавиши? Борха наклонился и заглянул в отверстие. Что там такое белеет в глубине? Сложенный листок бумаги?

Он поднял верхнюю крышку и заглянул внутрь инструмента. Действительно, спрятанное в механизме клавиатуры, его ждало письмо.

С величайшей осторожностью Борха извлек его и развернул. Послание было адресовано ему. Дедушка завещал ему свой «Бёзендорфер» и просил исполнить его последнее желание: нота «фа» должна вернуться на свое место, когда он, единственный внук Жоана Дольгута, встретит любовь.

Борха попытался играть без клавиши и не смог. Какое-то мгновение он колебался, не вставить ли ее прямо сейчас, но потом взял себя в руки. Он исполнит просьбу деда, даже если придется потратить на это всю жизнь. Меньше всего он представлял себе, как можно в кого-то влюбиться. Любовь — если это так называется, — которую он наблюдал между собственными родителями, нисколько его не привлекала.

Инспектор Ульяда, как четки на нить, нанизывал бессонные ночи. Страх смерти сковывал его льдом. Образ Авроры, отрезанной от мира бодрствующих, причинял нестерпимую боль. Больше всего на свете он хотел, чтобы она поправилась, хотя несчастный случай наглядно свидетельствовал о ее отношениях с Андреу. И так плохо, и так нехорошо: если она умрет, он никогда не простит себе того, что беззастенчиво воспользовался ее имуществом, если она выживет, опять же не простит себе того, что уступил ее другому. Был еще и третий вариант, которого инспектор не рассматривал, пока тот сам не выполз из предрассветного тумана: возможно, Андреу умрет, а Аврора останется жить.

Если так сложится, путь ему снова будет открыт.

Он обругал себя.

О чем это он? Разве это любовь? Нет. Он не хочет быть как все. Его любовь — не как у прочих смертных, она не приемлет эгоизма. Он сохранит свою недостижимую мечту, но никогда не станет добиваться ее насильно. Он слишком дорожит Авророй и не может причинить ей вреда. Он будет достоин своей любви, он будет лелеять ее без надежды на взаимность.

Едва он пришел к последней мысли, как благодатный сон снизошел до него.

Дважды в неделю Ульяда начал ходить в Валь-д'Эброн, а месяц спустя его визиты участились. Он быстро привык к жужжанию аппаратов, к пахнущему хлоркой полу и к мертвенному свету больничных ламп. Теперь уже каждый день, бросив важные и неважные дела, он спешил на свой пост: приносил Авроре красную розу, пододвигал стул к кровати, здоровался с ней так, будто она его видит, и читал вслух, со всей силой неразделенного чувства, письма, написанные Жоаном Дольгутом. По одному письму в день. Тридцать в месяц... они все не кончались. Чем дольше он читал, тем яснее видел себя автором этих проникновенных слов.

Аврора спала беспробудным сном. Шли месяцы, и вероятность ее выздоровления постепенно таяла. Тем не менее Map продолжала твердо верить, что в один прекрасный день мама откроет глаза, и навещала ее каждый день после школы. Она помогала медсестре мыть и причесывать больную, делала ей массажи, чтобы стимулировать кровообращение и поддерживать гибкость суставов. Всякий раз она рассказывала, как прошли занятия, не сомневаясь, что мама все слышит. «Знаю, ты, конечно, скажешь, что...», «Не ворчи, мамочка, завтра я обязательно перепишу контрольную по математике...», «Я опять ходила в бабушкину мансарду...», «Соседка с третьего этажа передавала тебе привет...», «Папа на меня рассердился, потому что...», «А вот ты бы мне разрешила...», «В конце учебного года мы поставим в школе спектакль, мюзикл «Красавица и Чудовище»...», «Угадай! Да, я играю Красавицу...»

Борха как-то услышал по телевизору трогательный рассказ женщины, которая якобы провела четыре года в коме и все это время слышала, что происходило вокруг, и под впечатлением начал искать в Интернете информацию о коме и сознании. На одном сайте он прочел, что музыка способствует развитию нервной системы у младенцев, служит эффективным средством против бессонницы и стресса, применяется в обучении детей, у которых проблемы с концентрацией, расслабляет мышцы... Выходит, музыка — превосходное лекарство для души. А если первым из пяти чувств в материнском чреве зарождается именно слух, то он же, наверное, должен и утрачиваться последним. Борху осенила светлая мысль.