хотелось помочь тебе сбежать, но он выместит зло на мне. Я не хочу умирать, но обещаю: если смогу, то помогу хоть чем-нибудь, только бы ты сбежала из этого места. В город прибыл цесаревич с отрядом белоярских навиров. Клянусь, что сообщу им о тебе, если появится возможность.

За дни заточения мозг словно бы заржавел, но я старалась сообразить хоть что-то. Брат ненавидел меня с самого детства, издевался и унижал, но никогда прежде мне и в голову не приходило задуматься, что у его ненависти двойное дно. Если умалишенный ублюдок одержим мною, то… нет, разум отказывался представлять то, что Айдан мог со мной сотворить.

– И ты пришла ко мне, чтобы облегчить груз совести? – рыкнула я. – Ну и посмотрела бы на меня через окошко. Зачем все эти речи, если ты ничем не можешь помочь?

Фарида виновато понурила голову.

– Я труслива и слаба, – призналась она, – но все эти дни меня непрестанно мучает совесть. Айдан страшный человек. Я не знаю, на что он способен в пылу одержимости. Но ты должна знать… я должна предупредить… Айдан действительно жесток, но ты единственная, кого он не убьет. Он будет мучить и унижать, но оставит тебя в живых, иначе лишится смысла жизни.

– Что ты несешь? Он жаждет убить меня!

– Можешь не верить, но жизнь Айдана заключена в тебе. Да, я не в силах помочь, но помни: что бы ни случилось, он оставит тебя в живых.

С этими словами Фарида забрала у меня опустевший бурдюк и поспешила убраться из темницы, пока ее не застукали. Я осталась наедине со своими мыслями, но это уединение продлилось недолго. Стоило Фариде подняться по ступеням, как откуда-то сверху донесся скрип открывшейся двери и звук пощечины. Еще несколько мгновений, и на ступенях раздались звуки твердых шагов, и они неумолимо приближались. Это были не солдаты.

Я сжалась в комок, предчувствуя неладное. В голове билось настырное: «Что бы ни случилось, он оставит тебя в живых».

Шаги замолкли у моей темницы, и я сильнее сжала перчатку в кармане штанов. Творец, помоги мне, глупой! Амир, я молю тебя, спаси! Хотя как же ты спасешь, если даже не знаешь, где я?

Отрывистые мысли сменяли друг друга, пока скрежетал замок темницы, а я тем временем отползала все дальше, только бы спасти свою глупую шкуру. Одержимый зверь был совсем близко, и вот он распахнул дверь.

Айдан, еще более уставший, осунувшийся и исхудавший, стоял в дверном проеме. Форма воеводы, висевшая на нем, выглядела так, словно с чужого плеча.

– Что она тебе сказала? – наполнил каморку голос Айдана. Меня прошиб страх. Рядом с ним я так и не научилась испытывать что-то другое.

Я молчала, соображая, как не выдать Фариду.

– Что она тебе сказала? Отвечай! – заорал Айдан и в мгновение ока приблизился ко мне. Он дернул меня за шкирку, заставляя подняться на ноги и оказаться с ним лицом к лицу.

– Она сказала, что ей любопытно посмотреть на меня.

– Здесь воняет не только тобой, но и враньем. – Его рык дрожью ужаса пробежал по телу. Лицо воеводы исказилось от гнева. Он испепелял меня яростным взглядом. Обычно зеленые глаза в неясном свете казались черными. Айдан ждал ответа.

– Она сказала, что ты не убьешь меня, – с вызовом заявила я, не разрывая зрительного контакта.

– Да неужели? А я бы не был в этом так уверен, – хохотнул Айдан, но меня не отпустил. – Глупая баба! Только и умеет, что болтать. Толку от нее никакого.

– Конечно же, от Иды толку больше. Ты взял ее силой, или она сама легла под тебя?

– Все эти грязные шлюхи предлагают себя сами, – с лукавой улыбкой признался Айдан. – Вонючие отродья, недостойные меня!

– Тогда кто же тебя достоин? – выдавила я, отчего выродок недоверчиво прищурился.

– Сдается мне, Фарида поведала тебе что-то еще. Накажу ее! В следующий раз побоится и нос из покоев высунуть!

– Не смей! – прорычала я и вцепилась в предплечья Айдана. От моих прикосновений он замер, но не отшатнулся, как раньше. – Фарида не виновата в твоей ненависти ко мне, на которой ты помешался.

Прожигая меня жутким взглядом, в котором горело безумие, Айдан молчал. Никогда прежде мы не стояли так близко, чтобы ощущать дыхание друг друга.

– От тебя воняет, – выдавил он, прежде чем впиться бешеным поцелуем мне в губы.

Я сдавленно мычала, упиралась ладонями в его грудь и даже пиналась, но не смогла вырваться из медвежьей хватки. Айдан терзал мои губы с одержимой жаждой и жестокостью, я ощущала вкус крови во рту и его горячий язык, мерзкий до рвоты. Ублюдок упивался моим страхом и злостью, распаляясь еще сильнее. Руками забрался мне под рубаху и за талию прижал к своему телу. Я же что есть мочи укусила выродка за губу, отчего он лишь застонал, прижавшись ко мне бедрами, и жгучая паника от осознания твердости в его штанах поглотила меня. Он больной! Он совершенно больной!

Наконец я сумела извернуться и заехать ублюдку коленом между ног. Айдан согнулся от боли и грязно выругался.

– Не прикасайся ко мне. Лучше уж убей, – процедила я и на мгновение вернулась в тот страшный вечер, когда грязные лапы его дружков оставляли синяки на моем теле, но уже не могла сжечь обидчика.

– Ты мне противна. Ненавижу тебя, – рыкнул Айдан и тяжело осел на пол, привалившись спиной к стене. – Я столько лет ненавидел тебя за то, что не мог выбросить из головы. Всегда ты, ты и ты! Еще и мать со своими науськиваниями не давала забыть о тебе ни на минуту. Семь лет назад я надеялся, что тебя пустят по кругу и ты станешь мне противна, но в те минуты готов был сам бежать и рвать им глотки. Все эти годы меня мучило чувство… я ненавидел тебя, потому что не мог ничего другого. Ты моя сестра, будь ты неладна! Но ты не должна быть моей сестрой! Я видел это своими глазами!

– Что ты видел? – выдохнула я, опускаясь на пол рядом с Айданом и до сих пор не веря своим ушам.

– Неслучившуюся жизнь, – со вздохом сожаления ответил он. – Когда-то одна шаманка из племени кочевников предсказала матери, что Нарам возглавит дочь ее соперницы. И тогда она совсем помешалась на вас с Маурой, а семь лет назад отвела меня к той же шаманке. Старуха Эриф открыла мне глаза на жизнь, которая могла бы случиться, но не случилась. И там… мы не были врагами.

Айдан устало потер