– Татарва всегда лавиной конной атакует, а здесь им развернуться негде, кони, вон, по пузо в снег проваливаются, – кивнул Иван на побратимова жеребца.

– Скорей всего, ордынцы нападут на нас в конце пути, когда мы будем думать, что опасность миновала, и утратим осторожность. Я б, по крайней мере, так поступил.

– Не приведи господь иметь с тобою дело, – уважительно изрек Кольцо, в очередной раз восторгаясь воинским талантом побратима.

5

– Ну все, считай, добрались. Вон от того мыса до Искера ровно день пути. Мы, когда к царю с посольством шли, тут на первую ночевку останавливались, – радостно поведал атаман. – Видать, Ерема татарву так припугнул, что они о нас и помнить позабыли, – насмешливо добавил он, похлопав Ваньку по плечу.

Два дня назад казачье воинство вышло к Иртышу, и – Княжич, невзирая на Семкины запреты, перебрался из саней в седло. Теперь оба побратима, как в былые удалые времена, ехали дозором впереди своей ватаги.

Есаул, в отличие от атамана, был настроен менее благодушно и с опаскою поглядывал на заросшие дремучим лесом берега. Посмотрев в ту сторону, куда указывал Кольцо, Иван остановил Татарина.

– Рано радуешься. Вон они как раз на мысе-то в засаде и стоят, а там, – кивнул он на противоположный высокий берег, – лучники, похоже, затаились. Кто-то шибко ушлый ордою верховодит. Обложили так, что лучше не придумаешь. Конница ударит сбоку и прижмет к обрыву, а те, что на горе стоят, станут нас на выбор в спину расстреливать.

– И что делать будем? – спросил Ванька-старший, тоже разглядев блестящие на ярком весеннем солнце стальные шлемы и кольчуги татар.

– Бой принимать, что ж еще нам остается, – весело ответил Княжич. – Поворачивай назад, надобно братов остановить, пока ордынцы их не заприметили, а там решим, что и как.

Завидев скачущих навстречу старшин, хорунжий сразу догадался – никак, засада впереди. Привстав на стременах, Митяй воскликнул:

– Сотники, ходи до атамана.

На призыв его откликнулись не только Лихарь, Лунь с Гусицким и Бегич, но и Глухов с Болховским.

– Чего встали? – чванливо вопросил царев наместник Разгуляя.

– Да на сибирцев, видно, напоролись, – равнодушно ответил Митька.

– Атаманы сейчас скажут, что к чему.

Чванство тут же уступило место страху в трусоватой княжеской душе, поэтому, когда подъехавший Кольцо распорядился:

– Готовьтесь, братцы, к бою, – он малодушно предложил:

– Может, лучше обождем, покуда нехристи уйдут.

Все глянули на Болховского, словно на юродивого, даже Глухову сделалось неловко за начальника.

– Шибко долго ждать придется, – язвительно промолвил воевода.

Атаман тем временем взглянул на – Княжича, мол, командуй, Ванька. Он по-прежнему всецело полагался на друга-есаула, который ни разу в жизни не подвел его.

– Ян, ты говорил, среди литвинов пушкари имеются, – обратился Княжич к Гусицкому.

– Найдутся, – кивнул шляхетский хорунжий.

– Тогда пущай орудия заряжают, да не ядрами, а крошевом железным. Я с вами и стрельцами вперед пойду. Когда ордынцы вдарят из засады, мы их встретим пушечным огнем. А ты, брат, с казаками вон тем оврагом поднимись на крутояр. Для начала лучников разгоните, потом пальбою нас поддержите.

– Ну а ежели татары сквозь огонь прорвутся? Как тогда? – попытался возразить Кольцо.

– Тогда мы их задержим, вы же далее пойдете, на Искер, кто-то должен государевых наместников спасатьоберегать, – усмехнулся Ванька.

– Это что же получается? Мы костьми тут ляжем, а казаки убегут, – возмутился Бегич.

– Ну почему же убегут. Я, Евлаша, с тобой останусь, негоже старого товарища в бою бросать, – с откровенною издевкой заверил Княжич.

– Да как ты смеешь, харя стрелецкая, начальнику перечить! – не замедлил вмешаться в перепалку Болховский. То ль с испугу, то ль по скудоумию он впрямь поверил, что есаул столь ревностно заботится о нем. – Умолкни, нетопырь, и поступай, как велено.

Склоку прекратил Кольцо.

– Значит, так, мне, чтоб лучников пугнуть, и полусотни хватит. Там наверняка одни вогулы с остяками – эти не татары, сразу разбегутся. Остальные казаки, Иван, с тобой пойдут. Ежели что, мы на заднице с горы к вам на помощь скатимся. Ну а воевода с князем люди смелые, бывалые, сами к Ермаку дорогу сыщут.

Между тем Гусицкий с литвинами уже готовил орудия к бою, проявляя завидную сноровку в пушкарском деле. Это московиты сначала будут спорить до хрипоты, что да как, а потом все сделают сикось-накось. У – шляхтичей заведено иначе. Поступил приказ – так исполняй его без промедлений, со всем усердием. Менее чем через полчаса все десять пушек, которые вместе со снятыми с колес лафетами везлись на вьючных лошадях, были установлены на сани и заряжены картечью.

– Как только нехристи появятся, сразу разворачивай на них орудия, но палить лишь по моей команде, – распорядился Княжич.

– С богом, братцы, – скомандовал Кольцо, и казачье воинство двинулось на затаившегося в засаде врага. Большая часть его под началом есаула шла, как прежде, по льду Иртыша, а атаман с полусотней хоперцев направился в обход.

Хоть Иван и ожидал нападения, но был немало удивлен видом вылетевшей из лесу ордынской лавы. Сплошь одетые в шлемы и кольчуги сибирцы, скачущие с пиками наперевес на мохнатых, вороных конях, боле походили на шляхетских гусар, чем на своих сородичей ногайцев или крымцев. Круто развернув повозку, он запалил фитиль и припал к орудию.

«Врага придется саженей на двадцать подпускать, поджилки-то не затрясутся?» – припомнились ему слова доставившего пушки мастера. Чуток подправив прицел, Ванька глянул на своих бойцов. За вторым и третьим орудиями стояли Бешененок с Соленым. Парни сами напросились в пушкари, а Иван не стал отговаривать. Толком сам не зная почему, есаул им верил, как самому себе. Наверно, потому, что новые друзья очень уж напоминали Маленького с Ярославцем. Опасения внушали лишь литвины, но и шляхтичи держались молодцами, ничем не хуже казачат. Преспокойно взирая на приближение не менее чем трехтысячной орды, они и в ус не дули, вернее, дули на зажатые в ладонях фитили.

Как только стали явственно видны искаженные лютой злобой лица атакующих, Иван решил – пора и поднес огонь к затравке. Пушка рявкнула, да так, что санные полозья подломились, не выдержав отката. В тот же миг ударили и остальные девять орудий, их рев слился в единый рокочущий залп. Стена огня остановила стальную лаву. Картечь скосила до сотни вражеских бойцов. Вид растерзанных железным крошевом собратьев поверг не очень-то привычных к пушечной пальбе сибирцев в полное смятение. Наиболее малодушные даже стали поворачивать коней.

– Нет, до гусар шляхетских им, пожалуй, далеко, – усмехнулся Княжич, но тут из превратившейся в толпу ордынской лавы выехал всадник на тонконогом, рыжей масти жеребце. Судя по его раззолоченному шлему, это был предводитель. Размахивая саблей, он принялся увещевать своих воинов, призывая вновь идти в атаку. Его старания возымели успех, татары снова двинулись на казаков.