Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А то она полотенцем…
— И я… — сказал Никель. — Хватит меня делать инвалидом.
Ване тоже следовало сказать «и я». Ведь его уже считали своим в этой компании. Но Лика опередила:
— Герман Ильич, пусть Ваня с нами пойдет! Он москвич. Ему здесь все интересно. И… как живут здешние художники…
Ваня решительно взял за локоть Лорку:
— Тогда и она…
— Ради бога!.. Значит, москвич Ваня?.. А как зовут этого юношу? — Он перевел взгляд на Лорку.
Лика хихикнула:
— Это не совсем юноша… Она записалась, как Ларик, а на самом деле она Лорка… Лариса.
Герман Ильич пятернями взялся за щеки:
— Мамочки мои… Вы меня подведете под монастырь! Это же запрещено… Такие подставки…
— Мы будем молчать, как партизаны! — поклялся за всех Федя Трубников. Затем он, Андрюшка и Никель помахали руками и отправились «на огородную барщину». Ваня вслед им пообещал присоединиться позже. И Лорка…
3
Учитель и его гости тоже двинулись пешком. Пристанский район был не близко, но… и не так уж далеко. Автобусы же туда ходили «через пень — колоду». Герман Ильич на ходу все поглядывал на Лорку.
— Ты похожа на одного моего юного соседа. Правда, он уже вырос… Лет семь назад я писал его… на одном своем полотне. «Мальчик и Дон Кихот» называется…
— Я не видела такого, — вставила Лика.
— Ну, ты много еще не видела… Картина была в кладовке, я вытащил недавно… А Лорка… ну, действительно, Ларик. Носилась по полю, как истинный мальчишка. Уж не в твою ли честь команду назвали «Артемидой»? Резвая Артемида — охотница..
— Не — е… — смутилась Лорка. — Это корабль.
— Что за корабль? — спросил Герман Ильич. И будто споткнулся слегка.
Лорка испуганно глянула на Ваню: «Кажется, я выдала секрет?» И, чтобы не огорчать ее, Ваня быстро сказал:
— Тут закрутилась вокруг нас одна загадка. Столько всего в ней…
— Секретная загадка? — серьезно спросил Герман Ильич. — Мне знать не следует?
— Да не секретная! — Художник Ване нравился, чего было таиться! — Вы случайно не слышали о речном капитане Булатове?
— М — м… подожди. Надо подумать… О речном?
— Да… Ну, может, и не только о речном. Говорят, он плавал и в океанах, но когда был не капитаном, а юнгой… Но это все так не точно. Запутанно…
— А можно подробнее?
— Можно. Только подробностей — то мало… Мне дед рассказывал…
— Ванин дед — профессор Евграфов, в университете, — вставила Лика.
— Ого! — сказал Герман Ильич. — Статья «Мальчик и бомбочка» — не его ли произведение?
— Да, его… А вы разве читали?
— Твое «разве» вполне объяснимо. Это, мол, для ученых написано, а не для всяких там художников. Но в кругах, так сказать, творческой интеллигенции данный текст тоже обсуждался. В основном сочувственно…
Ваня виновато засопел.
— Ну, а подробности — то? — напомнил художник. — Что поведал тебе Константин… Матвеевич, если не ошибаюсь?
— Матвеевич… — вздохнул Ваня. — А поведал вот что…
И стал рассказывать, что знал. Историю, где были Ремка Шадриков с картой Гваделупы и сама Гваделупа со страшным фортом Дельгре на склоне вулкана Матуба, и капитан «Охотницы», и Гриша Булатов на таинственной «Артемиде», и его маленький дружок — туземец, и…
— Все неизвестно, все непонятно, — признался Ваня. — И хочется разузнать… Хотя, может быть, ничего не было…
— Не бывает, чтобы совсем ничего не было, — как — то недовольно отозвался Герман Ильич. — Булатов наверняка был. Полковник Дельгре — тоже. И Гваделупа. И были мальчики Рем и Костик, тоже любившие тайны… И тайны эти, кстати, не рождаются на пустом месте… Ну вот, мы почти пришли…
Конечно, жилище художника Суконцева понравилось Ване. И картины понравились. Он же был сын своей мамы, которая имела дело с выставками живописцев и графиков. И в искусстве кое — что (хотя бы чуть — чуть) понимал. Или, вернее, чувствовал.
Была картина с нагромождением бурых скал под кучевыми облаками, с зелеными, как стекло, волнами, которые рассыпали по всему полотну клочья прибоя. И был маяк на кромке скал, а рядом с ним — рыжая лошадь, которая оглядывалась и словно ждала кого — то. (Уж не Гваделупа ли это? Та, старая, времен Дельгре…) А рядом, на скамье, стоял холст с очень яркими плодами, отчаянно зеленой ботвой и гирляндами желтых луковиц. Из — за луковиц торчал узкогорлый белый кувшин, из которого выглядывала пластмассовая лысая кукла.
Красные плоды напомнили Ване те самые помидоры. Он смотрел, не зная, что сказать. А стоявшая рядом Лика сказала:
— Маяк и лошадь — это здорово. А натюрморт, извините уж, сплошной кич. Будто и не ваша работа.
— А она и не моя, — слегка злорадно отозвался Герман Ильич. — Соседа. Он принес, чтобы похвастаться… Я передам ему твое мнение. Только не советую потом с ним встречаться…
— Куклу жалко… — вполголоса произнес Тростик.
— Да? Значит, не все потеряно! Значит, какое — то эмоциональное воздействие холст оказывает! Это я тоже передам автору…
— А где мальчик и Дон Кихот? — тихо спросила Лорка.
— Сейчас… это здесь… — Герман Ильич поманил ребят и в кирпичном закутке напротив окна отдернул зеленую занавеску…
Рыцарь сидел на солнцепеке, скрестив длинные ноги в порванных чулках и стальных наколенниках. Ощущалось, что его мятый железный панцирь нагрет солнцем. Рядом валялся такой же помятый шлем — тазик. Худое лицо было утомленным. Но… оно не было печальным. Рыцарь явно радовался отдыху. Он держал у подбородка надкусанную горбушку, а свободной рукой жестикулировал — что — то объяснял сидящему перед ним мальчику. Тонкорукий мальчик в белой маечке и подвернутых джинсах слегка откинулся, упираясь сзади ладонями в песок. Слушал, подняв лицо. Видны были только щека и позолоченное солнцем ухо. И тем не менее Ване сразу представилось мальчишкино лицо (тот был явно похож на Лорку).
Мальчик слушал рыцаря с интересом. Даже не шевелился (это понятно было потому, что на пальце голой ступни сидела, не улетала красно — черная бабочка).
Ваня вдруг подумал, что под майкой у мальчика есть, наверно, такой же коричневый шрамик, что и у Лорки.
Был желтый песок, желтые камни, желтое от солнца небо. Неподалеку пасся худой Росинант, чуть подальше пилил по дороге бело — зеленый автобус, широко шагала к горизонту линия электропередачи. Отбрасывала разлапистую тень ветряная мельница.
Рыцарю и мальчику не было жарко на солнце. Не было страшно оттого, что перепутались эпохи. Им было хорошо друг с другом. Между ними царило понимание…
— Вот это да… — сказала Лика после молчаливой минуты. — А почему вы это прятали?