В разгар работы над фресками в лоджии Психеи в мае 1519 года из Франции пришла печальная весть о кончине Леонардо да Винчи. Рафаэль тяжело переживал эту утрату, будучи не в силах до конца в неё поверить. Как много для него значил этот великий человек, как часто он обращался к нему в своих мыслях! Ему так недоставало его мудрого спокойствия и рассудительности. Ещё в июле прошлого года у него появилась счастливая возможность отвезти готовую картину «Архангел Михаил» во Францию и посетить Леонардо в Амбуазе, и он рвался отправиться туда вместе с картиной. Но поездка не состоялась из-за глупого упрямства папы, опасавшегося, как бы Франциск I не переманил его к себе, на что намекал Биббьена, которому и было поручено вручить картину королю. Рафаэль жестоко корил себя за малодушие, не позволившее ему настоять на своём и отправиться с картиной во Францию. Ведь хватило же ему смелости вступиться за жизнь приговорённого к смерти юного урбинца! Отчего же теперь не настоял на своём? Этого он не мог себе простить.

По возвращении тот же Биббьена передал просьбу короля иметь в своей коллекции портрет Джованны Арагонской, шестнадцатилетней невесты Асканио Колонны, неаполитанского военачальника. Девушка была известна своей красотой и начитанностью. Папе пришлось вновь уговаривать «любезного сына» взяться за исполнение заказа во имя поддержания добрых отношений с королём Франциском.

— Сегодня для нас так важны дружеские отношения с Францией, когда вокруг столько врагов, — убеждал он художника, не забывшего прежней обиды.

В Неаполь, где проживала юная родственница французского короля, Рафаэль не поехал, а отправил туда Джулио Романо. Увидев перед собой вместо прославленного Рафаэля, слава о котором гремела по всей Европе, его невзрачного чернявого помощника, герцогиня вдруг закапризничала, отказавшись позировать. Находчивому Джулио Романо удалось хитростью уладить дело.

— Ваша светлость, — заявил он, — я всего лишь сниму мерку, а уж великий мастер как опытный кутюрье изготовит по ней платье, то бишь портрет.

По рисунку помощника Рафаэль написал только голову и руки, остальное дописал Джулио Романо (Париж, Лувр). Молодая дева изображена вполоборота влево. Её златокудрую голову прикрывает широкополая шляпа из красного бархата, украшенная жемчугом и драгоценными камнями. По тонко написанному красивому лицу невозможно определить отношение Рафаэля к модели. По всей видимости, её холодная красота оставила его равнодушным, зато очень выразительно написаны руки с изящными запястьями и тонкими пальцами. А вот Джулио Романо, дописывая портрет, проявил себя незаурядным портным, облачившим модель в роскошное одеяние. Фоном служит открытая дверь на балкон, выходящий в сад.

Перед отправкой королю портрет был выставлен на обозрение в одном из ватиканских залов, вызвав восхищение придворных. Чтобы сделать приятное папе, который ревностно относился к работам «любезного сына» для других, Рафаэль попросил выставить ещё и только что написанный им «Портрет скрипача» (Париж, собрание Ротшильда). Считается, что на портрете изображён поэт, импровизатор и певец Андреа Мороне из Брешии, аккомпанировавший себе на скрипке, а инструментом владел он виртуозно. Его выступления пользовались большим успехом при дворе. Лев X высоко ценил в его исполнении народные песни и баллады. Рафаэль любил писать красивые лица, и это один из лучших его мужских портретов.

Скрипач изображен по пояс, резко повернувшись спиной к зрителю и зажав в левой руке смычок, лавровую ветвь и цветок бессмертника. Вопрошающий умный взгляд знающего себе цену человека направлен через плечо, а половина выразительного лица остаётся в тени. На голове берет из чёрного бархата, из-под которого до плеч ниспадают прямые тёмные волосы. На нём зелёный плащ с отделкой из бархата с широким воротником из беличьего меха.

Надо признать, что, помимо приспешников Микеланджело, свою лепту в его соперничество с Рафаэлем внесли и некоторые искусствоведы, которые упорно приписывали «Портрет скрипача» кисти Дель Пьомбо, рассматривая его как достойного конкурента Рафаэлю. Но как можно согласиться с таким мнением, даже признавая, что в этой работе колорит напоминает палитру венецианских мастеров? Да и вряд ли Дель Пьомбо был способен написать столь проникновенный образ с тонкими оттенками душевного состояния.

Узнав о намечаемом состязании между двумя мастерами, римская художественная элита с нетерпением ждала исхода события. В конце мая 1519 года картина Дель Пьомбо «Воскрешение Лазаря» была закончена, но до отправки во Францию была выставлена в одном из ватиканских залов в ожидании того, когда Рафаэль завершит свою труд, но он не спешил. Его натуре был чужд дух соперничества. Лишь однажды по молодости он позволил себе непростительную вольность — бросить дерзкий вызов самому Перуджино, за что до сих пор корит себя. Так и не дождавшись работы соперника, картина Дель Пьомбо в декабре была отправлена, как и обещано, в Нарбонн.

В середине лета в Риме объявился Ариосто со своей новой комедией, намеченной к постановке на сцене дворца Канчеллерия. Вместе с Бембо он навестил Рафаэля в надежде склонить его к написанию декораций. Но художник был весь в работе, и встреча произошла перед большой почти наполовину написанной картиной. Тактичный Ариосто понял, что не время заводить речь о своей комедии, к тому же Бембо пустился в длинные рассуждения о начатой картине, убеждая, что следовало бы остановиться и не продолжать далее, ибо главное на ней уже выражено.

Не желая, видимо, разубеждать и спорить с другом кардиналом, Рафаэль поинтересовался у Ариосто, что нового в мире. Тогда, ссылаясь на своих французских друзей-очевидцев, Ариосто поведал о последних днях жизни Леонардо. Великий мастер тихо умер погожим майским днём, «всем своим обликом являя подлинное олицетворение благородства знаний». Рафаэлю вспомнились однажды услышанные в разговоре слова Леонардо: «Подобно тому, как разумно и дельно проведённый день одаривает нас безмятежным сном, так и честно прожитая жизнь дарит нам спокойную смерть».

С думами о великом творце, являвшемся совестью эпохи, Рафаэль продолжил работу над своей последней картиной. Вначале он намеревался писать Воскресение Христа и подготовил несколько рисунков, но вскоре оставил этот сюжет и приступил к написанию на дереве большой картины размером 405x378 сантиметров «Преображение» (Ватикан, Пинакотека), в которой с наибольшей остротой выражено разочарование в классических идеалах. Его чуткая натура не могла не видеть трагедию, переживаемую искусством Высокого Возрождения, главные заказчики которого — королевские дворы, высшие иерархи Церкви и аристократия — думали только о наслаждении жизнью, не замечая, что она проходит мимо и надвигается пора жестокой расплаты за излишества и забвение интересов простого люда, осуждённого на унижение, бесправие и нищенское существование.

Всё это нашло отражение у Рафаэля в последнем его контрастном творении, поделённом на две части. Вслед за свершившимся Преображением он изображает, согласно Евангелию от Матфея (гл. XVII, 15), сцену с бесноватым отроком. Если сверху покой и возвышенность чувств, то внизу — сущее безумие со всеми земными бедами и безверием.