– Не удалось ещё поговорить с Фреей?

– Ну, почему, мы общаемся, – с сарказмом в голосе произношу и начинаю рассматривать мгновенно ставший интересным узор пола в гостиной. – Только вот общаемся так, как будто мы – совершенно чужие друг другу люди.

– Дай ей время, – мама дотрагивается до моего предплечья. – И пока ты ждёшь, предлагаю тебе устроить вечеринку. Пригласить друзей. А я пойду погуляю, – она улыбается.

– Звучит так, как будто мне пятнадцать.

Усмехаюсь, а в мыслях возникает возможный ответ Миллз на эту фразу: «Тебе исполняется пятнадцать, наконец-то сможешь кончить за пять минут. Хотя, подожди-ка, у тебя и в двадцать четыре это неплохо получается. С днём рождения!».

Глупо улыбаюсь, опустив взгляд вниз, но, кажется, перестаю винить себя за то, что я сделал. А что я сделал? Точно. Решил поворошить болезненное прошлое своей девушки, не спросив у неё, можно ли впутывать её в это нечистое дело, а самое главное – нужен ли ей весь этот героизм. Мне начинает казаться, что мне это нужно было даже больше, чем ей.

И в какой-то степени я поступил эгоистично, потому что не мог побороть свои комплексы, пытаясь изо всех сил доказать ей, что я – мужчина. В то время как она сама сказала мне (словами, прямым текстом, ртом), что просто хочет, чтобы я вовремя был рядом и не играл в её защитника.

Считаю, что это полностью моя проблема, ни Фрея, ни Патрик тут не причём, я придумал ситуацию, которая должна была помочь мне преодолеть мою боль.

Но я ошибся. Она доставила мне только больше боли.

Однако по словам Джулии мужчины признают свои слабости. Я был эгоистом, но не считаю, что не достоин любви Миллз после того, как поступил с ней. Все совершают ошибки, верно? Даже такие идеальные мужчины, как я.

Хорошо, это было лишним. Когда я начинаю волноваться, всегда шучу про свою самовлюблённость. Довольно иронично, учитывая тот факт, что я, по всей видимости, не люблю себя. Точнее, не знаю, за что меня может полюбить женщина. Я постоянно пытаюсь заслужить любовь всеми изощрёнными способами, но каждый из них оказывается провальным.

И тут, словно по сценарию, я раз за разом придумываю новые причины, чтобы меня полюбили, но они не подходят и лишь ухудшают ситуацию. Разочаровываюсь в себе только больше, вынуждая себя искать методы лучше и действеннее, ведь те прошлые оказались неэффективными. Довожу себя до ситуаций, в которых возникает реальная угроза жизни, и в этом случае думаю, что теперь-то я обязательно должен одержать победу. Но… это так не работает.

Я не ценю себя и собственную жизнь, вот какой вывод я делаю из всего, что со мной происходит. Пора что-то менять, только вот что?

– Виль, всё будет хорошо, – голос матери вырывает меня из потока мрачных мыслей, заполонивших мой рассудок, и я растерянно нахожу её глазами. – Ты ведь помнишь, что я верю в тебя?

– Да, – тихо произношу. – Мам, ты веришь в меня, потому что я многого достиг? – моё дыхание учащается.

– Дорогой, моя вера в тебя не зависит от внешних факторов, – мама обнимает меня за плечи. – Я верю в тебя, потому что ты – мой сын, и я тебя люблю. Мне не нужны причины, чтобы любить тебя.

Обнимаю маму, прижав её к своей груди, и внезапно ощущаю, что именно эти слова я хотел услышать очень долгое время. Её ладони ложатся на мою спину, а я делаю тяжёлый вздох, прикрыв глаза.

– Спасибо, – выдавливаю из себя одно слово. Мама отстраняется, взглянув мне в глаза.

– За то, что я тебя люблю? – она улыбается.

– За то, что сказала мне, что любишь меня.

* * *

– Виль, с днём рождения, – Эрик пожимает мне руку. – В этот знаменательный день я хочу пожелать тебе здоровья. Двадцать пять лет – это уже серьёзно, шутки про гипертонию перестают быть шутками и становятся жестокой реальностью.

– Спасибо, друг, за такое бодрое поздравление, – мы смеёмся, вызывая смешки гостей на этой «вечеринке».

Похоже, Альма – единственная, кого не забавляет дерзкий юмор Эрика, потому что она, подойдя к нам поближе, мягко толкает его в бок, а он искусственно сгибается пополам, разыгрывая сцену жестокого нападения.

– Виль, мы… – Альма обводит пространство рукой, показывая на небольшое скопление людей в гостиной моего шведского коттеджа. – Мы все сегодня здесь, потому что каждый из нас очень сильно тебя любит, – она встречается со мной взглядом, вызывая у меня мягкую улыбку. – Потому что ты – замечательный человек, прекрасный друг, и ты, безусловно, заслуживаешь всего, чего только пожелаешь. Желаю тебе сил, терпения, успехов и… – Альма замолкает на мгновение. – И любви, – она поджимает губы, и улыбка с моего лица слетает в тот же самый момент.

– Спасибо, Аль, – обнимаю её, некрепко прижав к себе.

– Фрея не приехала? – шёпотом добавляет Альма, наклонившись к моему уху, и коротко целует меня в щёку.

– Нет, – оставляю такой же лёгкий дружеский поцелуй на её щеке. – Мне бы хотелось, чтобы твоё пожелание сбылось, конечно, – отстраняюсь, слабо улыбнувшись.

– Она тебя любит, – Альма настороженно вглядывается в мои глаза.

– Иногда одной любви недостаточно.

Эрик властно опускает ладонь на талию Альмы и притягивает её к себе, но она, с некой агрессией, отталкивается от него, шагнув в сторону.

– Да, это точно, – она переводит взгляд на своего парня, который, закатив глаза, опустошает стакан виски. – Но у вас всё будет хорошо. Даже не переживай. Хотя нет, переживай, но не сдавайся.

– Я и не собирался, – улыбаюсь.

– Вот и молодец, – Альма тараторит, оглядываясь по сторонам. – Извини, я отойду.

– Сходить с тобой? – Эрик прожигает Альму немигающим взглядом.

– Не нужно, – сухо отвечает Эрн и как-то быстро сбегает от нас, сверкнув белоснежными прядями.

– Что между вами происходит? – опускаю ладони в карманы брюк, устало взглянув на Эрика, а он глубоко вздыхает.

– Выпьем? – кивает в сторону кухни.

– С удовольствием.

Остаток вечера я провожу в двух состояниях: принимаю поздравления и пью подаренный мне алкоголь на пару с Эриком. Я не стал выпытывать у него подробности их отношений с Альмой, которые как-то незаметно для остальных стали в один момент слишком странными и холодными. Но, наверное, ему самому не особо хочется об этом говорить. Довольно грустно, они были для меня примером хорошей пары, в которой всегда царило взаимопонимание.

Однако как я уже говорил Альме, одной любви чаще всего недостаточно, люди должны быть на одной волне, иметь похожие взгляды на жизнь. Вся эта лабуда про противоположности, которые притягиваются, видимо, была придумана каким-то отчаянным поэтом-романтиком, ни разу не состоявшим в реальных, серьёзных отношениях между двумя взрослыми людьми.

Ибо в отношениях появляется ответственность, обязательства, которые вынуждают тебя меняться. Меняться, идти на компромисс – конечно, через боль и ссоры – но по-другому ведь никак.