и сможет, то с большим трудом, но Такер знала, что его труп пригасил бы сияние ее успеха. Ее присутствие на суде над серийным убийцей будет отличной рекламой. Она протянула правую руку к отражению в зеркале и поклонилась почтительно, но не раболепно. Да, настоящий профессионал. Бесстрастная и неуязвимая. Такер — агент, командовавший операцией, которая спасла семью сенатора США, но таков ее долг, ее работа. Остается избрать правильную модель поведения, нечто среднее между безукоризненным профессионализмом и скромностью истинного подвижника, которая поможет достойно принять заслуженную благодарность сенатора.

Глава 54

Ночные тревоги

Элисондо

Хуан протянул руку и пошарил возле себя. Прикосновение к спящему телу рядом всегда успокаивало. Он так привык к нему, что нащупывал его во сне почти бессознательно: это гасило тревогу и помогало расслабиться. Но сейчас рука Хуана ощутила пустоту, тепло рядом с ним стремительно таяло. Он открыл глаза. Росария исчезла.

В доме ее не было, он понял это в момент пробуждения. Тем не менее встал и обошел одну за другой все комнаты. Босые ноги шлепали по доскам, и холод поднимался от ступней к коленям. Хуан вернулся в спальню и уселся на край кровати, глядя на пустое место, которое должна была занимать его жена. Протянув руку к тумбочке, открыл ящик, отодвинул сложенные попарно носки, заполнявшие весь ящик, и извлек из-под них большой желтый конверт. Положил его рядом с собой на кровать и дрожащими пальцами погладил синие чернильные буквы, которыми кто-то написал имя его дочери. Обреченно вздохнул.

С тех пор как Амайя поселилась у тетушки Энграси, Росария перестала вставать по ночам и заходить в спальню к девочкам. Из дома в ночные часы она не выходила уже двенадцать лет, со времени последней беременности.

У него были годы бессонницы и чуткого наблюдения за ее сном. Хуан вспомнил, как впервые проснулся и понял, что жены нет рядом. Когда она не вернулась по истечении нескольких минут, которые человек обычно проводит в уборной, он испугался: мало ли что случилось — головокружение, обморок, угроза выкидыша, неизбежная при каждой беременности. Охваченный острой тревогой, обошел дом, затем накинул поверх пижамы пальто и отправился в пекарню, где убедился в том, что там ее тоже нет. Подождал, сидя в комнате, и, глядя на телефон, дал себе еще пятнадцать минут: когда они истекут, он позвонит в полицию. Внезапно в двери звякнул ключ. Хуан юркнул под одеяло и притворился спящим. Росария улеглась рядом; тело ее дышало уличным холодом. И только тогда он сделал вид, что проснулся.

— Где ты была? Ты в порядке? — робко спросил дрожащим голосом.

— Успокойся, все хорошо, — безмятежно ответила жена. — Не могла уснуть и встала, чтобы выпить стакан молока.

Хуан так и не уснул. Росария вставала примерно раз в десять дней, посреди ночи, незадолго до рассвета, и выходила из дома. Возвращалась в утренних сумерках озябшая и умиротворенная, ложилась в постель и делала вид, что никуда не уходила.

Тысячу раз Хуан думал о том, чтобы поговорить с ней, тысячу раз размышлял о том, как начать разговор. Каждый раз, когда она уходила из дома, он ждал ее в темной спальне и представлял себе разговор: она войдет на рассвете, он застанет ее врасплох. Тогда у нее не будет другого выбора — придется объяснить ему, где она была, с кем встречалась, почему ушла из дома посреди ночи одна, к тому же беременная. А потом он слышал щелчок ключа в замке. Представлял, как Росария крепко сжимает связку, чтобы звяканье ключей не было слышно в безмолвном доме. Как мягко шуршит занавеска, которую они повесили на пороге, чтобы жара не проникала в дом. Как Росария осторожно поворачивает ручку входной двери, чтобы избежать щелчка. Скрипнет ступенька, потом шаги затихают. Эта осторожность, это вороватое и в то же время заботливое желание не быть обнаруженной заставляло его вернуться в постель всего за мгновение до того, как она войдет. Хуан убеждал себя в том, что причина ее молчания — скромность, что ее старание остаться незамеченной — забота о нем, а желание не быть застигнутой врасплох происходит от сожаления и стыда. Та первая ночь была только началом. Когда Росария наконец ложилась, он прислушивался к тому, как выравнивается ее дыхание и расслабляется тело. Вскоре она засыпала, а Хуан поворачивался на бок, чтобы видеть ее лицо, и чувствовал при этом одно: благодарность за то, что она вернулась. И несмотря на то, что каждый раз, когда она до самых родов уходила из дома, он обещал себе высказать ей все упреки, обвинения, подозрения и вопросы. Но в первую же ночь, еще не зная об этом, решил, что никогда ничего не скажет.

Да и что он мог сказать ей? Что собирался потребовать, если при виде жены, спящей с ним рядом, по-прежнему задавался вопросом, что забыла такая роскошная женщина рядом с таким недотепой, как он, не в силах поверить, что из множества мужчин она выбрала именно его, что она все еще с ним? Энграси уверяла, что он ведет себя как страус, засунувший голову в песок, чтобы не видеть происходящее. А Хуан чувствовал себя уткой, влюбленной в лебедя, которая понимает, что судьба даровала ей странную, непостижимую для других любовь, немыслимую удачу жить с этим необыкновенным существом. С Росарией он чувствовал себя неуязвимым, и все же никогда не забывал, что он маленький неуклюжий утенок рядом с роскошным лебедем, простой необразованный, невоспитанный мужик, живущий в обществе королевы. Как мог он подчинить ее себе, заставить ее быть с ним на равных?

Во второй раз, когда Росария ушла из дома, Хуан так разволновался, что в последующие дни едва ли мог думать о чем-то другом. Куда ушла жена, накинув пальто поверх ночной рубашки, неся в руке туфли? Куда могла отправиться беременная женщина посреди ночи в деревне, где с девяти часов вечера все закрыто? Сомнения сводили его с ума. Забывший, что такое ночной сон, раздражительный в дневные часы, он почти перестал есть, а стоило ему проглотить кусок, его рвало желчью. Когда Росария ушла ночью из дома в третий раз, Хуан решил посоветоваться с врачом.

Когда они ждали Флору и Розауру, все шло отлично, поэтому он испугался, когда доктор Идальго начал объяснять:

— Беременность непростая, а для нее все это может быть особенно тяжело.

— Она чем-то больна?

— Нет, — успокоил его доктор, — со здоровьем у нее все в порядке, она соблюдает правильную диету, к тому же много ходит, а значит,