нее были красивые волосы чуть ниже плеч; Энграси мечтала, чтобы они отросли до тех пор, пока сама девочка не попросит себя подстричь. Светлые крепкие волосы были отличительным признаком всех членов семьи, включая саму Энграси, подумала она, поднеся к голове руку. Такие же были у ее собственной матери, Хуаниты, бабушки Амайи. Длинные золотистые локоны отличали Амайю от сестер. Однажды Росария заплела их, а затем неровно, кое-как отстригла ножницами, придав девочке жалкий и нелепый вид, который уже тогда должен был вызвать тревогу. Энграси часто думала об этом, о днях, предшествовавших той ночи, когда девочка чуть не погибла от рук матери. Вокруг нее сжималось кольцо насилия; одежда, которую ее заставляли носить, еда, которую заставляли есть, нелепо остриженные волосы — все это было сигналом бедствия. Энграси покачала головой. Как часто молчание делает нас сообщниками: мы видим признаки надвигающейся беды и ничего не предпринимаем…

— Gabon[25], Ипар, — шепнула она, закрывая дверь комнаты, уверенная, что Амайя в безопасности.

Весь день Энграси чувствовала тревогу. После визита французских полицейских Джоксепи предупредила ее:

— Энграси, ты не должна оставлять ее одну ни на миг. Ходи с ней повсюду. Не позволяй ей за дверь выглянуть без Ипара, если эта французская инспекторша говорит, что они так опасны…

Игнасио, как всегда молчавший, покачал головой в знак несогласия.

— Энграси, Ипар умрет за нее, но ненависть, которая ведет человека, способного на подобные вещи, не остановится перед собакой.

Энграси мрачно кивнула. Игнасио был прав.

— Я уже давно думаю, не отправить ли Амайю куда-нибудь учиться… По правде сказать, она сама предложила. Она очень умна и очень хорошо учится. Несколько месяцев назад учитель рассказывал ей о школе-интернате в Памплоне. Это очень хорошая школа, где преподают на английском, она будет там всю неделю. Некоторые ребята возвращаются домой только на каникулы. Если понадобится, я могу навещать ее по выходным.

— Если б это была моя девочка, я бы не раздумывала, особенно после того, что нам рассказали.

Энграси действительно много об этом размышляла, несколько дней обдумывала это всерьез, и не из-за эпизода с французской машиной, а потому, что не могла выкинуть из головы последние слова Росарии: «С того дня, как родилась эта девочка, я знала, что у каждого из нас свое предназначение: Амайю ждет ее судьба, а меня — своя».

Энграси спустилась по лестнице и вошла в гостиную. Бросив в огонь пару деревяшек, подошла к буфету. Вынула ключ, висевший на шее, открыла ящик, достала черный шелковый сверток и положила на стол. Усевшись перед ним, один за другим развязала узлы платка, стягивающего колоду марсельского Таро. Энграси смотрела на карты с некоторым страхом, как на необходимое, но горькое лекарство, заранее тяготясь гнетом предстоящего откровения.

Она медленно перетасовала карты, не сводя с них глаз и сосредотачиваясь на задуманном вопросе. Положила колоду на стол, разделила и снова перетасовала. Энграси никогда не вытаскивала карты. Колода была старой и засаленной, и она знала ее так хорошо, что, разложив на столе карты рубашкой кверху, могла различить следы, оставленные временем на обратной стороне и в уголках. Делая расклад для себя, она использовала цыганский метод, когда берешь десять карт, оказавшихся в верхней части колоды. Энграси сняла их одну за другой и выложила в кельтский крест. Перевернула первую карту, которая в данном случае представляла собой Амайю. Карта называлась «Звезда». На ней была изображена обнаженная красавица, льющая воду мудрости в реку, которая теряется на горизонте, а над ней — прозрачное звездное небо. Увидев карту, Энграси улыбнулась. Да, это ее девочка. Эта карта лучше всего отражает юность, красоту, сияние души. Ясность сбалансированного ума, позволяющая различать истину и отчетливо видеть то, что другим не дано. Карта говорила о светлом будущем, об удаче, об улыбке судьбы, о небе, которое будет милостиво к Амайе. Энграси достала из колоды следующую карту и перевернула, хотя заранее знала, что это за карта, еще не видя пустых глазниц смерти, рубящей головы на поле брани. Она не спешила положить ее поверх «Звезды», и карта будто бы нависла над спящей девочкой. Энграси держала ее в воздухе, не позволяя картам соприкасаться. «Смерть», самая страшная карта в колоде, не всегда символизировала смерть как таковую. Часто — скорее всего, и сейчас — она говорила о неизбежном, о неминуемом, о судьбе, которая сплетается вокруг нас, а мы не в силах ее избежать. Об опасности, но также и о возможности скорейшим образом ее избежать.

Энграси с опаской изучала пустые глазницы скелета, словно высматривая ответ в их черных окружностях, как вдруг в дверь громко постучали. Вздрогнув, она выронила «Смерть», которая легла на «Звезду», закрыв собой небо и большую часть длинных волос красавицы. Удары повторились. Они звучали тревожно и требовательно. Энграси встала, положила колоду на стол и сдвинула карту-смерть подальше от девушки-звезды. Затем остановилась перед дверью.

— Кто там?

— Энграси, это я, Хуан. Открой, пожалуйста.

Энграси распахнула дверь и увидела изможденное, мокрое от слез лицо брата.

— Энграси, где Амайя? — испуганно спросил он.

— У меня наверху, спит. Ты видел, который час? — ответила она, стараясь придать хоть какой-то смысл происходящему.

— Мне нужно ее увидеть, она убьет ее, — таков был ответ Хуана, когда он ворвался в дом, оттолкнул сестру и направился к лестнице. Энграси побежала за ним, пытаясь удержать:

— Хуан, стой… не надо…

Она настигла брата как раз в тот момент, когда он щелкнул ручкой, чтобы приоткрыть дверь. Острая морда Ипара просунулась в отверстие, показалась зубастая пасть. Пес не дотянулся до руки Хуана, но обрызгал ее слюной.

Хуан повернулся к сестре, бледный и притихший.

— Что это? — прошептал он.

— Это Ипар, — очень серьезно ответила Энграси. — Теперь он сторож Амайи. Пойдем вниз. Нам нужно поговорить.

Несколько секунд Хуан стоял неподвижно, зачарованно глядя на дверь, за которой спала его дочь, и думая, что там, с другой стороны двери, притаилась собака. Потом повернулся к сестре и кивнул.

— Я подпишу бумаги, чтобы Амайя могла поступить в ту школу, — сказал он тихо, но решительно. — Мы должны вывезти ее из города как можно скорее.

Энграси никогда не видела брата в таком состоянии.

— Но что случилось?

— Росария снова ходит куда-то по ночам, как до рождения Амайи. Все повторяется, Энграси. Если мы ничего не сделаем, она убьет ее, — сказал Хуан и заплакал. — Росария убьет мою девочку.

Глава 56

Инфекция

Болота

Вечер вторника, 30 августа 2005 года

Температура была не очень высокой, но ее бил озноб. Амайя подумала, что умрет, — так сильно