Орджоникидзе стиснул свои большие сильные руки так, что побелели костяшки:

– Нет, – выдавил он из себя. – Нет, Коба, он не клевещет. Ты и сам знаешь…

Иосиф Виссарионович кивнул и повернулся к Берии:

– Скажи, Лаврентий, а вот по делу о нашем «Глухом»… Что у нас там в газетах писали? Кто его убил?

Берия понурился и что-то буркнул. Сталин усмехнулся. Усмешка вышла похожей на тигриный оскал.

– Ты погромче скажи, чтобы все слышали.

– Троцкисты убили, – не поднимая головы, глухо произнес Берия. И вдруг вскинулся. – Но ты же сам, Коба…

Сталин улыбнулся еще лучезарнее, еще лучше показывая всем белизну зубных протезов, которые очень походили на клыки хищника…

– Хочешь сказать, что товарищ Сталин сам знает? Что товарищ Сталин не возражал против такого освещения событий? – Он вдруг резко придвинулся к Берии, так что Лаврентий Павлович невольно отшатнулся, и прошипел, точно рассерженная змея: – А ты, значит, ни при чем? Ты, значит, сопротивлялся изо всех сил, а злой и плохой товарищ Сталин, враг такой, тебя заставил?! Душил тебя своими кровавыми руками товарищ Сталин, душил и приговаривал: «Скажи, что троцкисты! Скажи, что троцкисты!» Так, по-твоему, было?!

Берия силился что-то сказать, но голос пропал, словно Сталин и впрямь его душил, и он смог только отрицательно помотать головой.

– Видишь, Лаврентий, как получается, – удовлетворенно произнес Вождь. – Правду говорит твой подчиненный. А что нам скажет заместитель председателя Совнаркома?

Николай Александрович встал, одернул френч. Убрал руки за спину:

– Все, что говорит товарищ Новиков, верно, товарищ Сталин, – медленно, с расстановкой проговорил Булганин. – На примере Госбанка скажу: все так. И… не так.

Сталин с интересом взглянул на своего молодого протеже. Николай Александрович совсем недавно совершил головокружительный взлет от председателя Московского исполкома до председателя Совета Народных Комиссаров РСФСР и почти сразу же – до заместителя председателя СНК СССР, то есть до заместителя самого Вождя![236] Сталин высоко ценил этого вдумчивого, грамотного, обладавшего чудовищной работоспособностью и уникальной въедливостью заместителя, прощая ему некоторую нерешительность. Пока прощая…

– Как интересно сказал товарищ Булганин, – Сталин встал и прошелся по кабинету, бесшумно ступая мягкими кавказскими сапогами по туркменскому ковру. – Оказывается, товарищ Новиков говорит так и не так. Так как же все-таки говорит товарищ Новиков, а? Расскажите нам, товарищ Булганин.

Николай Александрович нервно пошевелил руками, ощутимо напрягся:

– Товарищ комиссар государственной безопасности Новиков говорит правильные вещи. К сожалению… – Он кашлянул и снова нервно пошевелил руками. – Вот только говорит он их неправильно.

– И что же неправильного нашел товарищ Булганин в словах товарища Новикова? – небрежно спросил Сталин с отсутствующим видом, но в глазах его на мгновение вспыхнул огонек.

– Товарищ Новиков говорит об этом так, словно он обвиняет нас, – ответил Николай Александрович. – А обвинять проще простого. Вот предложить решение, подобное тем, которые он предлагает в Осинфбюро нашим конструкторам и ученым, Новиков не может. Не в состоянии…

– Он делает, что может. – Сталин вздохнул. – И на что ему хватает его полномочий. Как будут говорить потомки, играет вдлинную. Но неужели мы ничего не можем сделать уже сейчас?

Николай Александрович заломил руки, и от того сделался похож на трагика из старинного провинциального театра:

– Нет, товарищ Сталин! – И когда Вождь удивленно приподнял бровь, поправился: – Можем! Можем и должны.

– Вот именно! – Берия тоже несколько театрально взмахнул рукой и сокрушенно покачал головой. А через мгновение продолжил уже другим тоном, в котором явственно зазвучали злые нотки: – И потом откуда это барство, эта уверенность в собственной непогрешимости?! «Если вдруг надумаете взять помощницу для товарища Поскребышева, можно уже сейчас ставить», – в голосе наркома внудел явственно проступал сарказм, – или «никаких должностей, связанных с властью судебной или исполнительной. Только народное хозяйство и только под усиленным контролем»! Откуда у товарища Новикова эта святость папы римского? Может, после своих заслуг на фронте товарищ Новиков зазнался? Зазнался и зарвался?

Сталин внимательно посмотрел на горящего праведным гневом Лаврентия Павловича, вгляделся ему в глаза. То, что он там увидел, Вождя не удивило: щербатая серая цементная стена, отделение солдат и Стальной Кир, стоящий возле стены с завязанными глазами. Или горящий автомобиль «Ленинград-1», рядом обгорелые изломанные тела пассажиров и Надежда Никитина, сидящая в подвале с пустым лицом, старательно выписывающая на сером листе бумаги: «Считаю своим долгом сообщить о своей работе на германскую разведку…» Все это нисколько не удивило, но и совсем не понравилось. А потому Сталин тихо, но грозно произнес:

– Лаврентий! – Помолчал и добавил еще тише и еще грознее: – Не сметь!.. Забыл, что он мне и тебе жизнь спас. Мне практически, а тебе фактически? Думаешь, если на моем месте был бы ты, он не прикрыл тебя своим телом? Он мог податься куда угодно. С его знаниями он в Америке как сыр в масле катался бы! Но пришел к нам. Поверил. И после всего этого… мы… Да чем тогда мы лучше тех, кто по другую сторону границы, с их ложью и лицемерием?!!

Берия как-то сразу сник, успокоился и вдруг сказал совершенно иным тоном:

– То, что товарищ Новиков эту проблему поднял – правильно. Только вот его метод – недостаточен. Надо нам создать орган наподобие Рабкрина[237], чтобы всех начальников под пристальный контроль взять.

– У нас уже есть Комиссия советского контроля, – мягко напомнил Сталин. – Эту комиссию создали вместо наркомата Рабкрин.

– Значит, нужно воссоздать наркомат, – произнес Орджоникидзе. – И чем скорее – тем лучше.

– А что это даст? – спросил вдруг Булганин. – Кто будет защищать социализм от чиновников этого наркомата?

Повисла неловкая пауза. Затем раздался голос Сталина:

– Есть мнение, что вопрос об особом наркомате контроля поставлен правильно. Наркомат контроля просто необходим. Владимир Ильич Ленин говорил, что «учет и контроль – вот главное, что требуется для ”налаживания”, для правильного функционирования первой фазы коммунистического общества»[238]. А Ленин, товарищи, говорил правильно и по существу. Но как при этом избежать той опасности, о которой так ясно и недвусмысленно высказался товарищ Новиков, когда говорил о перерождении ответственных работников, об их желании искажать факты и замазывать свои промахи ложью в самом наркомате контроля? Вот какой вопрос, товарищи, становится основным. И правильно говорит товарищ Булганин: нужно не только заставить наркомат контроля защищать социализм и советский народ от перерожденцев на начальственных постах, но и иметь инструмент, защищающий социализм и советский народ от работников наркомата контроля.