Не ставя своей задачей дать полный критический разбор суждений покойного историка, мы тем не менее не можем не указать на наблюдения, сделанные нами при изучении правотворчества Петра, и не сообщить те выводы, которые следуют со всей бесспорностью из обозрения и анализа архивных законодательных материалов, извлеченных нами из древлехранилищ и представленных в Академию наук СССР в виде пятитомного собрания источников под именем «Законодательные акты Петра I»[1071]. Они [эти наблюдения и выводы] противоречат приведенным суждениям знаменитого ученого.

В предшествовавшей главе мы привели как одну из характерных черт законодательных приемов Петра I обоснование издаваемого им закона. Такое обоснование содержалось одинаково как почти в каждом публикуемом им указе, так и в отдельных, специально написанных им или по его указанию другими лицами трактатах для пропаганды предпринимаемой им реформы. Последние писались особенно часто в тех случаях, когда отменялось какое-либо установление или устранялось явление давнее, глубоко укоренившееся в народной жизни, ставшее как бы национальным, исконно русским. В таких случаях Петр считал себя как законодателя особенно обязанным показать необходимость отмены старого порядка и, напротив, разумность и полезность вводимого им нового. Достаточно указать на три важнейшие реформы Петра I в следующих вопросах: в наследственном преемстве царского престола в Московском государстве, в высшем управлении Русской православной церковью во главе с патриархом, равным по достоинству и власти с царем Русским, и, наконец, в широком распространении и росте в России монастырей с крупным их землевладением и монашеством, свободным от обязательного служения народу. Изучая архивные материалы, нельзя не видеть, как заботливо Петр обставлял проведение этих реформ подготовкой общественного мнения и как был чуток к успокоению встревоженной совести своих подданных. Он писал разъяснения и обоснования по различным вопросам сам, привлекал к этому делу лучшие литературные силы своего времени, часто из круга людей, наиболее близко стоявших к народу, – из представителей духовенства. В числе последних наиболее искренним, деятельным и талантливым сотрудником Петра, как мы видели, был Феофан Прокопович.

Обычное начало большинства петровских указов со слова «понеже», большое количество написанных лично Петром введений к законам в виде «объявлений», построение законодательных текстов так, чтоб они самым изложением оснований вводимой меры, намерений и взглядов законодателя воздействовали на сознание людей, убеждали их и создавали впечатление от закона как от меры необходимой, разумной и вполне приемлемой, – все это характерно для приемов Петра I как законодателя-пропагандиста.

Особенно много усилий и творчества для воздействия на общество было вложено в религиозную пропаганду в целях очищения веры и обрядов православной церкви от идолопоклонства, ханжества, лицемерия, мракобесия в различных его видах, суеверий, эксплуатации народного невежества из-за стремления к наживе и обогащению некоторых темных представителей православного духовенства. Каждый случай проявления невежества и эксплуатации религиозных предрассудков, дошедший до сведения царя, бывал поводом для борьбы с подобными явлениями – прежде всего увещанием, пропагандой, вообще воздействием на мир идей, а потом уже путем наказания, иногда весьма сурового, но всегда разумного и справедливого.

Недаром Петр в своем собственноручно написанном клятвенном обещании епископов от 12 декабря 1715 года обязывает последних в делах веры и церкви поступать со своими противниками с необходимой и обязательной кротостью и рассуждением: «С противными церкви с кротостью и разумом поступать, по Апостолу:…бых всем вся, да всяко некия спасу, а не так, как ныне – жесткими словами и отчуждением»[1072].

Приведем несколько случаев из весьма большого их количества, характерных именно такой религиозной пропагандой исповедания и обрядов более возвышенной веры. В 1723 году, 1 января, Петр известил Синод через его вице-президента, Феофана Прокоповича, об изъятии из дома секретаря Монастырского приказа Макара Беляева серебряного ковчега с изображением мученика Христофора, с приказанием перелить его [этот ковчег] «в какой пристойно церковный сосуд», извергнув из него слоновую кость, бывшую предметом поклонения для темных людей и, быть может, служившую источником эксплуатации для ее обладателя. При этом Петр распорядился специально написать трактат, в котором приказал изобличить, разоблачить, развенчать широко распространенные в народе «сицевые и сим подобные суперстиции», а также указать на роль греков в этом вопросе, которые в течение веков не только являлись проводниками веры и книжного учения, но [и] производили и привозили на Русь всякий хлам и ветошь в качестве предметов религиозного культа, «что ныне уже синодальным тщанием истребляется»[1073].

Распространяя путем пропаганды более возвышенное благочестие, ограждая всяческими способами народ от эксплуатации его духовенством, Петр прилагал старания и через законодательные акты, а также и [через] отдельные административные распоряжения разъяснить самим представителям церкви, в чем состоят истинная вера и подлинное благочестие, убедить их и помочь им таким образом стать на «прямой путь христианской». При этом, однако, и помимо воздействия на мир идей приемы и меры царя были различны. Приведем весьма интересную в этом отношении резолюцию царя на челобитье архимандрита Данилова монастыря города Переславля-Залесского, Варлаама, от 18 мая 1722 года, в котором последний оправдывался в возводимом на него обвинении в воздавании почестей, подобно святым, покойному строителю монастыря и некоторым другим лицам, похороненным в его обители. «По сей челобитной в первых двух, то есть о Даниле и Корнилии, вины нет, понеже митрополитом то чинилось, – пишет Петр, – а о строителе, хотя за святого не почитал, однакож отмену, подобную святым, чинил без воли архиерейской, вина есть. Но, понеже сие делалось прежде Духовного регламента и в такое время, что сим везде торговано, того ради сию вину отпустить. И сие учинить Святейшему Синоду по силе сего»[1074].

В этой резолюции Петра автор ее отразился со всей полнотой как правитель и как моральная личность. Он стоит на страже интересов государства, церкви и православной веры, хорошо осведомлен в осуществляемой им религиозно-церковной политике, гибок и далек от огульных мер, внимателен к человеку, ищущему у него правосудия и оправдания, и, наконец, справедлив даже к представителю класса, вообще не жалуемого им как правителем.