Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Время потекло своим чередом. Единственное что отвлекало некоторых жителей, это прибывшие со временем и работающие слуги лорда Бентимора. Хранительница всячески потакала им, чувствуя всю боль и беспомощность их раболепия. Она помогала им и всячески их поддерживала. Что опять же вызывало ревность у некоторых особей. Но наученные держать свои чувства в узде, мужчины боролись с собой и уступали, веруя в лучший исход.
Вот так они и жили достаточно долгое время. Колонисты действительно перестали даже приближаться к их земле, а слуги никуда не лезли и ни во что не вмешивались, предпочитая тихую затворническую жизнь. Единственное, что нарушало привычный уклад, так это постоянные корабли с лошадьми, строительными материалами и мебелью для дома хозяина. Но это была слишком малая плата за спокойную жизнь. Вся пришло в норму, бунты улеглись, вновь безраздельно уверовав в силу Хранительницы.
Прошло много времени, мужчины успокоились, а слуги довершили свою работу и тогда на остров вернулся лорд Бентимор. Дом был готов и чисто вымыт, хотя для нас это был не дом. Это был неописуемой красоты и комфорта дворец! Но это не важно, лорд вернулся и приехал он со своей молодой супругой! В тот вечер он устроил грандиозный праздник, на который позвал все поселение. Огромные дубовые столы ломились от незнакомых яств, разноцветные искры то и дело взлетали в черное небо, музыка оглушала непривычной громкостью, но, несмотря на все это незнакомое представление, чувствовалось радостное предвкушение и казалось, что жизнь будет радостной. Местный народ развеселился. Крепкое вино и обильная, вкусная пища сделали их добрее и откровеннее. Смелее и радостнее. И не смотря на первичную враждебность, все обнимались и делились жизненным опытом. Как говориться вечеринка удалась… и даже слишком….
Лорд Бентимор сдержал свое слово, он относился к ним хорошо, не пытался поработить или разорить. Он не лез в их быт, а они в его. Лорд охотился в их лесах, но никогда не брал больше, чем может съесть, он рыбачил в их водах, но никогда не браконьерничал. Он начал строительство новой деревни, но сразу предупредил, что никого не обязует бросать свои дома, переселиться могут только желающие. Он был образцом правителя и это, казалось слишком хорошим для действительности. Местный народ не знал благосклонности от чужих, и это настораживало. Они умели себя усмирять, но только в праведных случаях, а тут многие ждали подвоха. И они все поначалу не доверяли лорду, но, они доверяли Хранительнице. Так что отношения постепенно налаживались.
Лорд любил разъезжать по острову рядом с женой, миниатюрной черноглазой брюнеткой. Она была слишком худой, для местных женщин. Её фигура была больше похожа на мальчишку, зато огромные глаза смотрели холодно и надменно. Лорд любил её и, это было видно сразу, он буквально сходил с ума от одного её созерцания. Но вряд ли она отвечала ему с той же страстью.
Бентимор всегда был очень открытым. Он не гнушался общаться с простым людом и всегда с радостью выслушивал просьбы жителей. Он любил слушать местные байки и старался понять их быт. Это, несомненно, выделяло в нем человека положительного, а процветание острова являлось его заслугой.
Прошло еще немного времени, и молодой лорд вновь устроил грандиозный пир. Еще бы, красавица супруга понесла ребенка. Весь остров гудел от радости, запивая долгожданное счастье дорогим вином, но видимо на этом счастливый этап и закончился. Младенец умер, не прожив и суток.
Лорд потемнел лицом, искрящаяся радость ушла из молодых глаз, но он справился с горем. Толпы заморских лекарей посетили тогда остров, но все как один признавали госпожу здоровой и не могли установить причину смерти младенца. Тогда списали все на несчастный случай.
Время шло. И через год молодая жена вновь понесла ребенка. В этот раз гулянья не было. Бентимор выписал лучших врачей и повитух, которые не давали супруге даже вдохнуть бесконтрольно. Но когда пришел срок, история повторилась. Младенец не прожил и суток.
Бентимор впал в депрессию. Слова о том, что госпожа здорова и смерть ребенка, вероятно, вызвана какой-то неизвестной науке инфекцией, не воспринимались его сознанием. Он разогнал всех своих докторов, и обвинил их в невежестве. Период истинного горя и несчастия накрыл тогда весь остров. И опять же лорд не опускал руки, хотя совсем перестал появляться на людях и никто в поселении не знал, что происходит за стенами его замка.
Хранительница рвалась на части. По всему свету шли жуткие гонения людей, уличенных в деяниях, неподвластных человеческому пониманию. Толпы людей сжигались по обвинению в колдовстве. Попробовать помочь молодому лорду, означало подставить под удар все поселение. К тому же неизвестно, что происходило с детьми, почему они умирали. Хорошо еще если ребенка можно спасти, а если помочь не удастся, тогда могут пострадать все…. И Хранительница рвалась на части….
Но однажды лорд пришел к ней сам.
Впервые за несколько прошедших в заточении лет, он шел по деревне и нес на руках неподвижный кружевной сверток. Он сильно похудел. Поседевшие отросшие волосы топорщились в разные стороны, неопрятная борода и мятая одежда превращали его в старика, но ему было все равно. Горе сломило когда-то жизнерадостного и красивого мужчину и теперь, в нем не было жизни. Только шатающаяся оболочка, придавленная тяжестью постоянных трагедий. Он шел, прижимая к себе младенца, еще вчера переставшего дышать, а жители застывали, провожая его полным ужаса взглядом.
Хранительница вышла из своего жилища и встретила лорда на пороге. Он шел к ней, сам не зная почему, неосознанно, и когда дошел, рухнул пред ней на колени.
– Почему? – спрашивал он. – За что? – и заливался горячими слезами.
Лорд прижимал к себе безжизненный сверток, баюкал крохотное тельце, расправлял белоснежные кружева и целовал неподвижное личико.
– Сыночек мой, – шептал он и ласково поглаживал младенца по щеке. – Мой маленький сыночек… Младшенький….
Хранительница смотрела на этого несчастного мужчину и сходила с ума, прикасаясь мысленно к его горю. Её душа плакала, плакала вместе с ним.
– Почему? – вновь спросил Бентимор. – У меня могло быть три сына. Почему… – он вновь заплакал, горько, обреченно, безудержно.
И Далия решилась. Она не могла оживить его сына, но могла узнать, почему его дети умирают. Только так она могла помочь, но и это могло спасти этого сломленного горем человека. Далия опустилась на колени и протянула руку к младенцу.
– Можно? – осторожно спросила она, и лорд протянул ей сверток.
Вся деревня замерла в ожидании.
Далия аккуратно взяла ребенка и прикоснулась губами к крохотному лобику, покрытому светлым еще пахнущим молочком пушку. Прошли секунды, она задрожала всем телом и тихо вскрикнула. В глазах лорда отразилось сомнение. Хранительница открыла глаза и вернула мертвого младенца отцу.
– Твой сын… – выдохнула она, и её лицо исказило страдание. – Он должен был жить! Но его задушила собственная мать…
Лорд резко встал, и его глаза потемнели. Он не спросил больше ничего, ни то, как она узнала, ни то, кто она на самом деле. Ничего. Он не проронил ни одного слова. Он просто встал и ушел.