Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ноги сами понесли меня по коридору. Голос Моны затих. Пятна же привели к стенному шкафу.
Предчувствие, словно щупальцами, обвило меня. Я присел и ощупал руками ковер.
– Что случилось? – спросила за спиной Мона.
Больше ничего не было, никаких осколков. Но в углу шкафа я обнаружил сверкающую искорку стеклянной пыли. За гладильной доской что-то прятали.
– Мона, – позвал я, не оборачиваясь, – надо, чтобы ты забрала Петроса обратно к брату Самуэлю.
Она ничего не спросила. Услышав мою интонацию, она просто сказала Петросу взять пижаму.
Это могло быть стекло из квартиры Уго. От разбитого окна, которое обнаружил Петрос.
Но старые оконные стекла не разбиваются на такие ровные кусочки. Это современное стекло. Закаленное. Такое используется для автомобильных окон.
Я дождался, пока за ними закроется дверь. Потом вытащил все из шкафа. Все до последней пары носков, до последней сутаны, до последней обувной коробки на верхней полке. Ничего.
Я вывалил на пол содержимое мешка с грязным бельем и нашел заплесневевшее полотенце. Оно валялось с тех пор, как Симон мылся после Кастель-Гандольфо. Но сутана, которую он оставил у нас в ту ночь, исчезла.
Я перебрал в памяти все, что сумел вспомнить. После того как Симон принял душ, он приковылял сюда одеваться, держа грязную сутану в руке. Но я не видел, чтобы он кинул ее в мешок для стирки. Мы тогда ушли и провели ночь с Лео и Софией в казармах. И вернулись только наутро.
А Симон возвращался раньше.
Он сказал, что в ту ночь не мог спать, потому пришел сюда и все прибрал.
«Господь, прошу Тебя! Только бы это не оказалось правдой!»
Я проверил мусорные корзины. Все оказались пусты. Правда, ко дну пластмассового ведерка в ванной прилипла такая же стеклянная крошка.
Тело словно налилось свинцом. Я внимательнее осмотрел ванную. Здесь у Симона впервые появилась возможность остаться одному. Он зашел помыться, а вышел завернутым в полотенце.
Здесь было мало потайных мест. Ящик под раковиной. Сливной бачок. Вентиляционная решетка. Везде пусто.
Но потом я понял, что ищу не там. Человек размеров Симона не станет смотреть вниз. Он посмотрит вверх.
Встав на тумбу с раковиной, я нажимал пальцем на плитки фальшпотолка, одну за другой. Все приподнимались с трудом.
А одна поддалась легко.
Я снял ее и пошарил в темноте.
Пока я вытаскивал сутану и раскладывал на полу, у меня тряслись руки. Парадная одежда Симона, подарок Лучо на окончание Академии. Колени выпачкались в грязи. Осколков стекла не было.
Мысленно сжавшись, я вывернул манжеты. Внутри правого лежала стеклянная пыль.
Я закрыл глаза. Симон стоит под дождем рядом с машиной Уго. Отгибает манжет. Оборачивает костяшки пальцев густой толстой тканью. Как любой боксер, он знает, как защитить руку. Чтобы разбить стекло, ему достаточно всего одного удара.
С рыдающим вдохом я поглядел на потолок. Я знал, что наверху есть что-то еще, но не хотел дотрагиваться.
Из отверстия на месте плитки петлей свисал черный тросик.
Когда судья спрашивал Фальконе, как могло получиться, что орудие убийства исчезло у него из-под носа, у комиссара не нашлось ответа. Потому что ни один жандарм не решится заглянуть священнику под сутану.
В тот вечер я подумал, что синяк на бедре у Симона – от власяницы. Теперь стало ясно, что к бедру брат привязал пистолетный ящик.
Я медленно осел по стене на пол. Достал из кармана телефон и позвонил Лео. Он ответил почти сразу.
– Ты говорил, что вы на этой неделе задерживали Майкла, – едва шевеля языком, сказал я. – Он подрался из-за штрафного талона.
– Ну да.
– Расскажи, как все было.
– Не знаю. Мне полковник Хюбер сказал.
«Меня там даже не было!» – уверял Майкл.
– Нужно, чтобы ты узнал, – сказал я.
Он пошуршал бумагами и снова взял трубку.
– Тут написано, что Блэк подрался с двумя офицерами, потому что мы поставили блокиратор на его машину. Не знаю, зачем мы это сделали, но в рапорте сказано, что он просто взбесился.
Могу понять зачем. Чтобы не дать ему уехать из Ватикана. Чтобы держать его подальше от встречи с православным духовенством в Кастель-Гандольфо.
– Это было в субботу днем? – спросил я.
– Откуда ты знаешь?
В субботу убили Уго.
– После того как вы его задержали, в котором часу его выпустили?
– Тут сказано, сразу после шести.
К тому времени Уго был уже мертв. Я ехал в Кастель-Гандольфо. А единственное, что было у Майкла на уме, – расквитаться с Симоном.
Вот почему он проник к нам в квартиру.
Я еще раз пошарил над потолком, на ощупь проследив в темноте, куда ведет черный трос. На другом его конце я почувствовал прорезиненную поверхность пистолетного ящика. У меня не хватало сил смотреть на него. Но, судя по весу, пистолет до сих пор внутри.
…Ты не мог этого сделать! Нет в мире большего зла!..
Я сел на пол и опустил голову, подперев ее руками. Кулаки побелели от напряжения.
…Уго был добрый человек. Он был невинен. Ты посмел убить агнца?..
Я не мог унять мучительную дрожь в груди. Я откинулся на стену и стиснул зубы. Крепко зажмуренные глаза саднило от навернувшихся слез.
Я пытался молиться. Но молитвы улетали, как дым, рассеиваясь в пустоту. Сидя у открытой двери, я видел перед собой коридор, и мой блуждающий взгляд наткнулся на кофейный столик, за которым мы с Уго разбирали его работу над Евангелием. В ушах звучал голос из телефонной трубки, которая мог ла зазвонить в любое время суток. Следы его присутствия обступали меня: письмо в моей сутане; дневник, взятый из его квартиры; пачки бумаги для проповедей у меня в комнате, черные от стихов, которые он писал, вычеркивал и просил меня исправить, – словно часы и дни жизни, сконцентрировавшиеся в этих предметах, спрессовались в один тяжелый укор. Я заставил себя встать. Только одно пришло мне на ум. Есть единственное место на земле, куда я мог пойти за помощью.
Встав на тумбу, я положил обратно за плитку сутану и пистолетный ящик. Потом стер с пола стеклянную пыль и направился к выходу.
Дверь в апартаментах Лучо мне открыл дон Диего. Сообщил, что Лучо нет – встречается с Миньятто. Я все равно вошел и сказал, что подожду.
Но ожидание казалось бесконечным. Я мерил шагами апартаменты, а Диего следил за мной взглядом. Наконец он сказал:
– Ваш дядя рассказывал мне, что сегодня произошло в суде. Вы потому здесь?