– В Арестуэле Шотландском, на самом ближнем рубеже.

– Если вам угодно, монсеньор, я съезжу известить короля Клариона.

– Буду вам весьма признателен. Скажите ему, что я жду его в Арестуэле в сентябре на день Богородицы[462].

Минорас обещал сделать, как пожелал король Лот; но близилась ночь, постели были приготовлены, и они разошлись отдыхать после многих тягот прошедшего дня.

(Здесь самые полные тексты без подготовки переносят нас к королю Пелю, о котором мы до сих пор едва слышали. Это, возможно, единственный сохранившийся фрагмент некоей сюжетной ветви, которую собиратели позже изъяли. Как я предполагаю, эта ветвь была сочинена еще Робером де Бороном и содержала продолжение приключений Алена и его братьев)[463].

У короля Пеля был сын, красивый отрок пятнадцати лет отроду. Когда отец спросил его, не желает ли он быть посвящен в рыцари, он ответил, что мечтает испросить себе доспехи у самого лучшего рыцаря на свете.

– Долго же вы можете прождать, – сказал отец.

– Я готов служить ему три года, чтобы удостоиться желанной чести. И знаете, зачем? Чтобы навести его на дорогу, идущую к нам, и избавить от тяжких испытаний, его поджидающих, как я не раз слышал от вас. К тому же я буду безмерно рад, если увижу, что мой дядя исцелится от ран, изъязвивших его ноги.

– Ах, сынок! – ответил король Пель, – напрасно вы будете прокладывать дорогу этому рыцарю, он доберется сюда не иначе, как силою своих подвигов. Только после череды чудесных испытаний он сможет узреть Святой Грааль, хранимый моей пятилетней дочерью, от которой в законном браке родится тот, кто завершит времена превратностей и приключений. Вы же знаете, что завершить их суждено трем особам, исполненным благочестия: первые две – девственницы, а третий – муж, хранящий целомудрие.

(Этот раздел наверняка подвергся переделке; по крайней мере, его рассогласовали с Иосифом и Мерлином Робера де Борона, чтобы лучше увязать с генеалогией, которой заканчивается Святой Грааль. Там Иосиф-сын передает священный сосуд своему кузену Алену, сыну Брона; Ален передает его Иошуа в городе Корбенике, от Иошуа он переходит к его потомкам: к Альмонадапу, зятю короля Луция, к Картелуа, Мануэлю, Ламбуру, которые все носили прозвание Короли-Рыболовы. Королю Ламбуру наследует Фелеан (Пелехан) Увечный, отец королей Пеля, Пелинора и Элена. Автор Святого Грааля забывает, что в Иосифе Аримафейском король Мордрен Увечный должен был пережить всех своих современников и на протяжении нескольких веков ожидать целомудренного рыцаря Галахада, которому было на роду написано завершить приключения Святого Грааля. По-видимому, в работе составителей окончательного текста произошла путаница, выбраться из которой было уже невозможно).

Сын короля Пеля настоял на том, чтобы ехать ко двору Артура, в надежде принять посвящение от Гавейна. Он отбыл на другой день верхом на иноходце, взяв с собою лишь одного оруженосца. Они без помех добрались до Рестокской равнины. Но на берегу ручья, вытекающего из Соснового ключа, обосновались два короля-безбожника, Пинорес и Манакис, ведшие подкрепление в пятьсот человек из Скалы-у-Сенов к Кларенсу. Воины ели и пили в прохладе ручья и в тени деревьев, пока их лошади мирно паслись на равнине.

Как только юноша приметил Сенов, он потребовал свои доспехи и пересел с иноходца на боевого коня, которого вел Лидонас, его оруженосец. С мечом у луки седла и глефой в руке он поскакал что было сил. Увидев его издалека, Пинорес отрядил одного из своих людей спросить, кто он, откуда и куда держит путь.

– Мы из соседних краев, – сказал юноша, – и едем по своим делам.

– Задержать его и привести ко мне! – велел Пинорес своим людям; и более сорока их выехали верхом, чтобы исполнить его приказ.

Юноша то и дело пришпоривал коня; но видя, что его нагоняют, внезапно обернулся и нанес смертельный удар тому, кто был ближе всех; затем продолжил свой бег. Настигнутый вновь, он вскоре оказался в окружении двадцати или тридцати Сенов, наседавших на него с копьями, и вот уже кольчугу его разорвали, а шлем на голове помяли; но каждым ударом копья он убивал или спешивал то одного, то другого. Когда сломалась глефа, он выхватил меч и оборонялся по-прежнему; но наконец, весь израненный, он приник к шее своего коня, все еще доставая ударами тех, кто посмел подойти слишком близко. Рано или поздно он упал бы замертво или попал в плен, если бы Бог не послал ему нежданную помощь. Тут нам самое время вернуться к королю Лоту и его сыновьям, которых мы покинули при расставании с лесничим.

Когда сыновья Минораса уехали уведомить короля Клариона, чтобы он прибыл на собрание в Арестуэле, Лот и четверо его сыновей снова углубились в лес. Погода была тихая, воздух теплый, трава влажная от утренней росы; на деревьях наперебой распевали птицы; словом, все наводило наших отроков на мысли о любви. Первым ехал Гахерис, затем Гарет, затем Агравейн; наконец, немного поодаль, король Лот и Гавейн. Гарет, самый влюбчивый, запел новую песню, да таким нежным голосом, что, казалось, очаровал даже птиц. Когда солнце поднялось, Гарет остановился, чтобы приноровиться к шагу своих братьев.

– Споемте вместе, – сказал Гахерис; и вскоре голоса их слились в сладчайшие и прелестные созвучия.

Когда они закончили, Гахерис спросил:

– Братцы, во имя отца родного, что вы бы сделали, если бы сейчас в этом лесу встретили одну из дочерей Минораса? Ну-ка, Агравейн, говорите первым; вы ведь у нас старший.

– Уж я бы, – сказал Агравейн, – обошелся с ней в свое удовольствие, хочет она того или нет.

– О! вот от этого я бы воздержался, – возразил Гарет, – я бы отвел малютку в надежное место, где ей некого и нечего будет бояться.

– А я, – сказал Гахерис, – помиловался бы с нею, если она не против, но ни за что на свете не стал бы насильничать. Что за удовольствие, если эта забава не будет ей так же приятна, как и мне?

Они еще спорили, когда Лот и Гавейн догнали их, услышав их разговоры.

– Рассудите, – сказали три брата, – кто из нас сказал лучше всех.

– Ставлю вашего старшего брата Гавейна судьей в этом деле, – ответил Лот.

Тогда Гавейн заговорил:

– Мне долго размышлять незачем; лучше всех говорил Гарет, хуже всех – Агравейн. Если бы он застал девицу в опасном месте, разве не вправе она была бы полагаться на него как на защитника? Однако мы видим, что худшей встречи для нее и быть не может. Гахерис хорошо говорил, когда отвечал, что ничего не