Я вновь обратился к ней, отступив на несколько шагов, чтобы рассмотреть под разными углами.

– Изумительно, – заключил я.

– По-моему, она выглядит незаконченной, – покачала головой Эмили. – Но все равно спасибо.

– Я серьезно. Я хочу ее купить.

– Ну-у что же… – протянула она недоверчиво, но явно польщенно. – А ты уверен? Ты ведь даже не знаешь, сколько она стоит.

– Я хочу ее купить, – повторил я. – Правда хочу. – Увидев, что я говорю искренне, она покраснела.

– Ого! Для меня это честь, Расс. Попробую уговорить Клода сделать тебе скидку «для друзей и родственников».

Я отпил вина.

– И что теперь?

– Подождем, посмотрим, может, кто-нибудь подойдет. – Она подмигнула. – А если все-таки подойдут, позволь мне самой с ними поговорить, ладно? Не хочу стать новой Маргарет Кин.

– А кто это?

– Маргарет Кин была художницей, а авторство всех ее работ на протяжении долгих лет приписывал себе ее муж. По мотивам истории ее жизни снят фильм «Большие глаза». Обязательно посмотри.

– Может, как-нибудь вечером посмотрим вместе?

– Договорились.

Посетителей в галерее прибывало, я слушал, как Эмили рассказывает о своих картинах. Моя роль сводилась к фотографированию желающих на их телефоны. Казалось, буквально всем хочется сняться вместе с Эмили – возможно, просто потому, что она художница. Но, посмотрев по сторонам, я обнаружил, что другие художники не пользуются такой популярностью.

Пока Эмили беседовала с гостями, я обошел всю галерею. У нескольких скульптур я задержался, но они были настолько большими и абстрактными, что я представить себе не мог, в какую обстановку они способны вписаться. Среди картин других художников некоторые мне понравились, но работы Эмили все равно были лучше.

Мы с Эмили периодически подкреплялись закусками. Одна волна посетителей сменяла другую. Их количество достигло пика в восемь часов, а потом пошло на убыль. Выставку предполагалось закрыть в девять вечера. Но двери были открыты, пока без четверти десять не ушел последний из гостей.

– По-моему, все прошло успешно, – направляясь к нам, сказал Клод. – Вашими работами, Эмили, заинтересовались сразу несколько гостей. Ничуть не удивлюсь, если ваши картины в ближайшие несколько дней будут распроданы.

Эмили повернулась ко мне.

– Ты уверен, что хочешь купить ту картину?

– Хочу, – подтвердил я, прекрасно сознавая, что сейчас для меня это непозволительная роскошь. Но мне было все равно. Клод слегка нахмурился, наверняка предвидя просьбу о скидке. Но его лицо вскоре приобрело более доброжелательный вид.

– Вас заинтересовали еще какие-нибудь работы? Других художников?

– Нет, – сказал я. – Только эта.

– Может, поговорим о ней завтра, Клод? – вмешалась Эмили. – Уже поздно, я слишком устала, чтобы говорить о делах.

– Конечно. Спасибо вам, Эмили. Вы, как всегда, были украшением вечера. Вашему умению располагать к себе людей можно лишь позавидовать.

Клод был прав.

– И что теперь? – спросил я Эмили по дороге к машине. – Если ты устала, я отвезу тебя домой.

– Ты серьезно? – удивилась она. – Я пригласила няню, она знает, что до полуночи домой я не вернусь. А Клоду я сказала, что устала, лишь бы поскорее улизнуть из галереи. Стоит ему только разговориться – не остановишь. Я впервые за целую вечность наняла няню и хочу воспользоваться случаем.

– Как насчет ужина? Может, удастся найти место, где еще открыто.

– Я так объелась… – призналась она. – Может, просто по коктейлю?

– У тебя есть любимый бар?

– Расс, я мать пятилетнего ребенка. В люди я выбираюсь редко. Но слышала, что в «Фаренгейте» жгут настоящие костры – изумительный вид. А поскольку сегодня прохладно, посидеть у живого огня было бы неплохо.

– Я как раз недавно возил туда Лондон на вечер свидания.

– Гении мыслят одинаково.

Вскоре мы уже сидели в баре на крыше «Фаренгейта», грелись у огня и смотрели на панораму ночного города. Я заказал два бокала вина.

Эмили сидела, закутавшись в свою кашемировую шаль и прикрыв глаза, ее лицо было безмятежным. В розоватом отблеске огня она выглядела обворожительно и, когда заметила, что я смотрю на нее не отрываясь, ответила томной улыбкой.

– Я помню этот взгляд, – сказала она. – Вот так же ты смотрел на меня еще… миллион лет назад.

– Да?

– Иногда у меня даже мурашки бежали по коже.

– А сейчас нет?

Уклончивое пожатие плечами я воспринял как отрицание.

– Да, я говорил, что рад снова видеть тебя рядом…

Я замолк, и она подняла на меня глаза.

– Но?..

Я решил сказать правду.

– Не уверен, что я готов к отношениям.

Она помолчала.

– Ладно, – наконец пробормотала она с легким оттенком сожаления.

– Извини.

– За что?

– За то, что так часто звонил тебе. И, наверное, дал тебе понять, что готов, хотя и не был. Я до сих пор не оправился от удара и по-прежнему слишком часто думаю о Вивиан. Нет, вернуть ее я уже не хочу – я осознал это. Но она до сих пор занимает центральное место в моей жизни, и это как патология. А ты всегда так великодушна – ты выслушиваешь меня, поддерживаешь эмоционально. И главное, с тобой я смеюсь…

Под ее испытующим взглядом я осекся.

– А разве я когда-нибудь жаловалась, что ты слишком часто звонишь мне? Или что обременяешь своими исповедями?

Я покачал головой. Казалось, некое озарение пытается выбраться на поверхность моих запутанных мыслей, как всплывает сквозь толщу воды пузырек воздуха.

– Нет, никогда.

– В ситуации, описанной тобой, ты не предлагаешь мне ничего взамен. Но на самом деле все было не так. – Ее темные волосы блеснули в свете костра, она откинула их от лица и, наклонившись ко мне, продолжила: – Мне нравится узнавать, как у тебя дела, неважно, в хорошем ты настроении или нет. Я знаю, что с тобой я могу поговорить о чем угодно, и ты поймешь, ведь у нас есть общее прошлое. Мне кажется, ты знаешь меня настоящую, со всеми недостатками.

– У тебя нет недостатков, – возразил я. – Во всяком случае, я их не вижу.

Она недоверчиво фыркнула.

– Ты серьезно? Все мы несовершенны, Расс. Мне хотелось бы думать, что я усвоила хотя бы некоторые уроки прошлого десятилетия и, возможно, стала терпеливее, чем была раньше. Но я далеко не идеал.

Последовало молчание. Официантка принесла нам вино. Эмили отпила вина, а когда снова повернулась ко мне, я заметил тревогу на ее лице.