Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я вернулся в палату, сел и стал смотреть, как яд вливается в мою сестру и приступает к убийству.
Я вышел из больницы, когда небо уже потемнело, и проводил родителей до машины. Мне показалось, что оба вмиг постарели. Они казались совершенно обессиленными. Я чувствовал себя так же.
Лиз попросила нас оставить ее наедине с Мардж. И мне стало стыдно. В порыве сочувствия к Мардж я даже не подумал о том, что им с Лиз хочется побыть вдвоем.
Проводив взглядом машину родителей, выезжающую со стоянки, я медленно направился к своей. Я понимал, что не смогу остаться в больнице, но и домой возвращаться желания не было. Мне не хотелось никуда. Разве что вернуться в прошлое, во вчерашний день. Двадцать четыре часа назад я еще ужинал с Эмили и собирался на юмористический концерт.
Выступления в театре комедии меня не разочаровали, и хотя один из артистов показался мне немного вульгарным, юмористические миниатюры второго комика, семейного человека, имеющего детей, звучали правдоподобно. Во время спектакля я взял Эмили за руку, и наши пальцы переплелись – это был верх моих мечтаний. Помню, у меня в голове мелькнуло, что это и называется «жизнь» – любовь, смех, дружба и радостные минуты, проведенные с теми, кто тебе дорог.
Я ехал домой, и вчерашний день казался мне немыслимо далеким, словно из другой жизни. Ось моего мира сместилась. Я был опустошен. Прищурив залитые слезами глаза, я понял, что никогда не стану таким, как раньше.
Эмили прислала сообщение, спрашивая, в больнице ли я, и, когда я ответил, что уже дома, пообещала сейчас же приехать.
Она застала меня на диване в доме, где горела лишь одна лампа – в гостиной. Я не смог подняться, услышав, как Эмили стучит в дверь, и она вошла сама.
– Привет. – Она тихо прошла по комнате и села рядом.
– Привет. Извини, что не вышел.
– Ничего. Как Мардж? Как ты?
Не зная, что ответить, я сдавил пальцами переносицу. Больше плакать я не мог.
Она просто прижала меня к себе, и слова нам не понадобились.
Мардж отпустили из больницы в воскресенье. Она была слаба, ее тошнило, но задерживаться в больнице не имело смысла.
Ведь первую дозу яда в нее уже влили.
Я вез Мардж в инвалидном кресле, родители шли следом. Лиз шагала рядом с креслом, прокладывая путь по многолюдным коридорам. На нас никто не обращал внимания.
Снаружи было холодно. Лиз попросила меня по пути в больницу заскочить к ним и захватить куртку для Мардж.
Я открыл двери дома и сунулся в шкаф в прихожей, стараясь найти что-нибудь потеплее. И остановил выбор на длинном пуховике.
Перед тем как мы вышли, Лиз помогла Мардж встать, чтобы надеть куртку. Мардж поморщилась и пошатнулась, но сохранила равновесие. На стоянку Лиз и родители вышли вместе, а потом направились к своим машинам.
– Ненавижу больницы, – сказала Мардж. – В хорошем настроении в больнице я была только один раз – когда родилась Лондон.
– Я тоже, – проговорил я. – Полностью с тобой согласен.
Она застегнула куртку на шее.
– Вывези меня на улицу, хорошо? Просто увези отсюда.
Я выполнил ее просьбу. Холодный ветер пощипывал щеки. Листья с немногочисленных деревьев у стоянки уже облетели, небо казалось свинцовым.
Когда Мардж снова заговорила, ее голос был таким тихим, что я едва расслышал его.
– Мне страшно, Расс.
– Знаю. Мне тоже.
– Так нечестно. Я никогда не курила, почти не пила, питалась правильно. Занималась спортом. – Она вдруг стала похожа на ребенка.
Я присел на корточки, чтобы заглянуть ей в глаза.
– Ты права. Это несправедливо.
Она встретилась со мной взглядом и хрипло, безнадежно засмеялась.
– Знаешь, это все мама виновата, – заявила она. – Она и ее гены. Конечно, этого я ей никогда не скажу. Но я ее не виню…
Я думал о том же самом, но ни за что бы не решился произнести это вслух. Маму наверняка терзали те же мысли, именно поэтому в больнице она не проронила ни слова. Протянув руку, я сжал пальцы Мардж.
– Мне паршиво, – продолжала Мардж. – Утром меня четыре раза вырвало, а теперь нет даже сил, чтобы самой добраться до туалета.
– Я тебе помогу, – пообещал я. – Честно.
– Нет, – покачала головой она. – Тебе это не понравится.
– Ну что ты такое говоришь? Конечно, я помогу.
За всю свою жизнь я никогда еще не видел Мардж такой печальной – Мардж, которая лишь беспечно пожимала плечами, легко перенося даже самые большие потери.
– Я знаю: ты считаешь, что это твой долг. И ты хочешь его исполнить. – Она пожала мою руку. – Но у меня есть Лиз. А у тебя – Лондон, твой бизнес и Эмили.
– Сейчас работа уже не так беспокоит меня. Эмили поймет. А Лондон все равно почти весь день в школе.
Мардж помолчала, а потом будто вернулась к давнему разговору.
– Знаешь, что в тебе меня восхищает? – спросила она.
– Понятия не имею.
– Я восхищаюсь твоей силой. И отвагой.
– Куда там, – возразил я. – Ни о какой отваге и речи не может быть.
– Неправда, – настаивала она. – Вспоминая прошлый год и все, что ты пережил, я не могу понять, как ты выдержал. Я смотрела, как ты становишься прекрасным отцом – я всегда знала, что именно таким ты и будешь. Я видела тебя в худшие минуты твоей жизни, после ухода Вивиан. Видела, как ты собрался с силами. И при этом продолжал строить бизнес. Немногим людям удалось бы провернуть за шесть месяцев то, что сделал ты. Лично я бы не смогла.
– Почему ты говоришь мне все это?
– Потому что я не позволю тебе остановиться, ради меня перестать делать то, что необходимо тебе. Это разобьет мне сердце.
– Я буду рядом, – сказал я. – И отговорить меня ты не сможешь.
– А я и не предлагаю бросить меня на произвол судьбы. Прошу только об одном: продолжай жить своей жизнью. Будь сильным и смелым. Потому что ты нужен не только Лондон. Ты нужен Лиз. И маме с папой. Кто-то из нас должен быть опорой. И хотя ты вряд ли поверишь моим словам, я знаю: ты всегда был самым сильным из нас.
Когда я вспоминаю Мардж подростком, в голову приходят прежде всего две вещи: катание на роликах и фильмы ужасов. В конце восьмидесятых и в начале девяностых неспешное катание на роликах с колесами в два ряда было вытеснено более агрессивной ездой на новомодных роликах, с колесами в ряд, но Мардж хранила верность старомодным – по-моему, она с раннего детства питала слабость к каткам, где играла музыка диско. Подростком все выходные она проводила исключительно на роликах, обычно со своим «Уокмэном» и в наушниках… как ни странно, даже после того, как получила водительские права. Мало что она любила больше, чем ролики, – за исключением хороших ужастиков.