доказывающему, что компьютеры не нужны, с огромным уважением и искренним восхищением от автора, от всей его души и сердца». В беседе Раскин признался, что часто брал что-то из моих колонок, но при этом не делал ссылок, обещал «исправиться». Я только улыбался…

Выпили, закусили, поболтали, хотя, по большей части, говорил он и сыпал анекдоты, его книга, как написано в предисловии, «народный бестселлер»: анекдоты любят все. А я-то другой, слушать анекдоты могу, но сам их почти никогда не рассказываю. Как кто-то сказал про меня: «рафименте». Рафинированный интеллигент. Эстет. Поклонник Серебряного века. Ну, и, соответственно, такой же примерно читательский круг. А Раскин – для всех.

Навскидку из книги Раскина:

Рабинович умер, и его тащат в ад.

– Неужели после такой жизни я и рая не заслужил?

– После такой жизни тебе и ад покажется раем.

* * *

Когда у армянского радио спросили, какая разница между бардаком и публичным домом, армянское радио ответило:

– Публичный дом – заведение, а бардак – это система.

* * *

Приходит «новый русский» в турагентство:

– Я бы хотел заказать место в круизе для себя и своей жены.

– Пожалуйста! Будут какие-либо пожелания? Может быть, отдельные кровати, отдельные каюты?

– Отдельные теплоходы.

16 апреля

Простуда настигла. Вся грудь заложена. Нос забит. Голова плохо соображает, но температура 37,0. Состояние: ни в живых, ни в мертвых. Но в воскресенье 11-го поехали с Ще в центр. У музея Ленина митинг красных. Какой-то нехристь кричит: «Ельцин, чтоб ты сдох!». Какая-то шизанутая публика, ничего сами не умеют и не хотят. Способные только просить подачки, ну, и проклинать тех, кто не дает.

Простуда простудой, а деньги зарабатывать надо. Печатный конвейер нельзя останавливать, для исторической полосы сочинял мини-рассказики о герое Чкалове и антигерое Ежове. В «Современнике» предложили заменить мое название «Причуды сердца». Пришлось придумывать новые: «Шелест коленей», «Горечь любви», «Немного красного вина…» (строчка Мандельштама), «Кто решится сказать «Никогда»?» (Брехт), «Кумиры ставят на зеро» и другие. Выбрали простенькое и современно звучащее: «Налог на любовь». Налоги и декларации ныне душат всех.

В «Радуге» делают какой-то книжный каталог и меня попросили набросать несколько слов. Я и набросал: «Самая лучшая и самая чистая партия в мире – партия любителей книг, книга позволяет развивать фантазию, совершенствовать язык и изживать комплексы. Дружите друзья, с книгой, а не с автоматом Калашникова».

15-го приезжал и брал у меня интервью Андрей Морозов, редактор и владелец газеты «Персона» (Казань). А потом помощница Раскина, Алена, записывала мои слова на диктофон для еще какого-то интервью, и был смешной эпизод с Марленом Хуциевым. Раскин меня с ним познакомил:

– Это Юрий Безелянский, – представил Иосиф.

– Знаю, знаю, – сказал Марлен. – Я его читаю… Безелянский.. Яков…

Очевидно, спутал с Яковом Костюковским. Смешно…

Если писать о том, что происходит, то можно одним словом: паранойя. Наша дума звереет от бомбежек Югославии (я не верю, что сербы – это наши братья, «братушки»), страсти по импичменту Ельцина. Все бурлит и кипит. А на концерте по ТВ Пугачева томно вздыхает: «Ах, какой это был мужчина! Настоящий полковник!..» и звучит это фарсово-пошловато.

24 апреля

Югославия не сходит с языка, но большинство газет пишет о том, что народ «не желает умирать за хитрого Милошевича». А одна пенсионерка высказалась по сердобольному просто: «Народ Югославии, конечно, очень жалко, но себя тоже надо жалеть». Наши депутаты думают иначе и голосуют за объединение России с Югославией и Белоруссией. Славянская Зюгания с вождями Зюг и Лук, ну, и этот преступник Милошевич. До чего же грязна эта внешняя политика! И желание посадить народ голой задницей на горячую сковородку войны!..

На днях перечитывал-перелистывал свои 6 томов ЮБИБЛИИ (лежат в столе и вряд ли увидят свет), одна только запись из последнего тома с датой 27 апреля 1975 года, – 24 года тому назад:

«Опять разворчался, творец! Старый стал, оттого и недовольство лезет из тебя, как трава по весне. Все творишь, а вот писателем так и не стал. Горькая правда. Не удостоился почетного титула «писатель». Но что писать? Размазывать официальный сироп не могу. Жесткую правду? Но ее надо отстаивать, а сил уже нет. И вообще, зачем лезть на книжный рынок? Чтобы имя твое шелестело на улицах и в коридорах? Но я не тщеславен. Чтобы было больше благ? Но это и хорошо, и плохо. Не успеешь моргнуть глазом, как разменяешь душу на пятаки. И вообще… «Бессмертья нет. А слава только дым…».

Ну, и т.д. Очень горько и печально. А если бы не произошла перестройка, и у власти остались бы коммунисты с их вечными запретами и цензурой, что тогда? Продолжал бы писать в стол и становился все злее и угрюмее?.. Но, как говорил Игорь Северянин; «И невозможное возможно в стране возможностей больших», – и вот я – писатель. Кстати, в 6-м томе я привел точную цитату Станислава Лема: «Любая книжка – могила несметного количества других книг, которые она уничтожила, вытеснив их». Мы идем след в след за другими сочинителями и творцами».

И в подверстку. В «Книжном обозрении» Литаврина тиснула свое негодование: «Портрет кошечки в мешке, или «Выбранные места» господином Безелянским». И чего дамочка пыхтит на ровном месте?!.. Мой ей ответ «Радуга» просила не печатать. На этом точка.

Получал гонорар в «Кумирах». Людмила Николаевна: «Вы – энциклопедист… Наш Монтень.». Но я не занимаюсь афористикой («Раз мы ненавидим что-либо, значит, принимаем это близко к сердцу») и не впадаю в морализаторство. Я – собиратель фактов, любитель истории и конструктор собственных концепций и версий.

Ездил в «Современник», отвез новое предисловие под новое название «Налог на любовь». Оттуда в ЦДЛ. Висит объявление о вечере Раскина и написано, что будут выступать писатели Арканов, Безелянский, Брайнин и др. Первый раз в жизни попал в обойму писателей-сатириков.

22 апреля – день рождения Ленина. В МК сплошная ирония по поводу «лысого из музолея» (а еще говорят «момзолей»). По ТВ фильм Киселева, размазывают по полной программе. Кто-то давно понял, что вождь был злодеем и губителем России, а кто-то продолжает веровать в то, что он великий и святой.

Ремарка. 12 лет спустя. Хотя кто-то шутливо считает меня энциклопедистом, я долгое время не мог и не хотел писать о вождях. Но потом раскололся и написал о Троцком. Затем для книги «Лики России» (которая лежит в рукописи и пока не вышла) сделал двойной портрет «Два сокола» – о Ленине и Сталине. А после поездки в Швейцарию взял в библиотеке книгу Солженицына «Ленин