litbaza книги онлайнДомашняяЭволюция Бога. Бог глазами Библии, Корана и науки - Роберт Райт

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 108 109 110 111 112 113 114 115 116 ... 169
Перейти на страницу:

Это напоминает растущую инклюзивность, которую мы видели в Еврейской Библии. До пленения Израиль зачастую враждовал с соседями, о чем говорится в писаниях времен пленения и до него. После пленения, когда Израиль стал частью Персидской империи, источник Р, явно высказываясь с одобрения персидских лидеров и в соответствии с их намерениями, приобретает более примирительный тон. И в еврейских, и в мусульманских писаниях имперские завоевания в конце концов преобразились в толерантность – по крайней мере, в пределах империи.

То же самое в некотором отношении справедливо для христианства. В Римской империи христианское спасение понимали в более узком смысле, чем мусульманское спасение, описанное в нескольких коранических стихах; обычно его не удостаивались неверующие12. Тем не менее при своем рождении христианство проявило новаторскую инклюзивность, распространяя авраамические писания независимо от межэтнических границ. Причиной такой открытости было то, что основатели христианства действовали на территории многонациональной империи. Стремление построить большую религиозную организацию привело их и потенциальных верующих к отношениям с ненулевой суммой, а этнический ассортимент этих потенциальных верующих был чрезвычайно богат.

Время от времени империя приводила прежде враждовавшие народы к мирному сосуществованию, периодически религия способствовала этому. Это обнадеживает, поскольку, как мы уже отмечали, многонациональная среда новой империи – древний аналог, наиболее близкий к глобализации. Разумеется, зарождающейся глобальной платформе современности недостает того, что было у древних империй – единого руководства. И конечно, до сих пор глобализация разделяла авраамические религии так же часто, как и объединяла их. Но все-таки опыт древних империй свидетельствует о том, что даже если эти религии так никогда и не найдут общего языка, то не из-за отсутствия способности приспосабливаться.

Инклюзивный дух империи отражен в суре, которую обычно датируют концом мединского периода, и, насколько нам известно, даже более поздним временем: в этой суре Бог говорит человечеству, что он «сделал вас народами и племенами, чтобы вы узнавали друг друга»13. Сравните это с библейским преданием о Вавилонской башне, написанным задолго до пленения. В последнем случае задача Бога – сделать так, чтобы народам мира всегда было трудно приходить к взаимопониманию.

Конечно, если существование империи способствует гармонии, то экспансия империи – процесс завоевания новых земель, – обостряет нетерпимость к соседним народам и их религиям. Как мы видели, этим объясняется пластичность учения о джихаде: в периоды экспансии на первый план выступали проявления нетерпимости, а когда приходило время управлять завоеванными землями, учение оборачивалось другой, более мягкой стороной.

Этим также объясняется, почему в Новом Завете меньше воинственных стихов, чем в Коране или в Еврейской Библии. В годы становления христианского писания христианство не было официальной религией власти, занятой экспансией. Учения о священных войнах всплывали на поверхность по мере необходимости, например во время крестовых походов, но евангелия и послания обрели форму слишком рано, чтобы содержать эти учения.

Можно до бесконечности приводить аргументы, решая, какая из авраамических религий «лучше» или «хуже». Однако бесспорного победителя мы не найдем. Скорее, обнаружим, что для всех трех динамика колебаний между категориями «лучшая» и «худшая» одинакова: писания варьируются от толерантных до воинственных, и причина заключается в земных обстоятельствах, в факторе ненулевой суммы или его отсутствии, воспринимаемом людьми.

Мухаммад в большей степени, чем любая другая личность в авраамической традиции, олицетворяет эту динамику, иллюстрирует ее по всему диапазону. Временами он – воинственный Иосия, временами – озлобленный Второисайя, временами – упреждающе инклюзивный Филон или Павел, временами – уверенно инклюзивный источник Р или столь же уверенно инклюзивный Иисус евангелий (несмотря на то, что исторический Иисус в большей мере походил на раннего Мухаммада, богодухновенного пророка из Мекки, с которым не считались в его отечестве). Этот человек – воплощение нравственной истории авраамической веры со всеми ее поворотами и перипетиями. Таким обстоятельством не всегда можно гордиться, тем не менее его можно считать своего рода подвигом. И потом, это пример того, что придает истории структуру: превосходной ответной нравственной реакции человека на события, происходящие в его мире.

Современность Мухаммада

Разумеется, нравственный элемент – не единственный, по которому сравниваются религии. Распространенная жалоба на Коран – отсутствие в нем охвата и глубины Библии. Например, в Коране нет глубоких размышлений о человеческой жизни, как в Притчах, у Иова и в других примерах «литературы мудрости». Нет и загадочных философских намеков вроде указаний Иоанна на Логос, как в Новом Завете.

С другой стороны, Еврейская Библия и Новый Завет – вместилище интеллектуального наследия, которое относится не только к иудейскому и христианскому мирам. Составленные легионами представителей городской элиты, они отражали идеи великих цивилизаций – от Месопотамии до Египта и христианского эллинистического мира. Коран же сформировался в двух пустынных городах на окраине империи, был озвучен скорее деятелем, чем мыслителем, к тому же, скорее всего, неграмотным.

Ирония в том, что в важном отношении Коран – более современный труд, нежели Библия, а Мухаммад – более современный персонаж, чем Моисей или Иисус.

Прежде всего, Мухаммад, в отличие от ключевых фигур Еврейской Библии и Нового Завета, не обладал особой силой. Он не мог превратить свой посох в змею, а воду – в вино. Да, позднее мусульмане называли его чудотворцем и утверждали, что один-два туманных коранических стиха (самый известный из них – о расколовшемся месяце) демонстрируют эту силу. Но коранический Мухаммад, в отличие от библейских Иисуса и Моисея, не полагается на сотворение чудес как на доказательство приближенности к Богу.

Контраст особенно заметен, когда Мухаммад и Иисус сталкиваются со скептиками, вопрошающими: если с Богом тебя действительно связывают особые узы, докажи это, яви чудесные «знамения». Мухаммад не реагирует на них попытками совершить что-либо сверхъестественное14. Он не воскрешает мертвых и не кормит толпы людей, несмотря на скудность средств. Разумеется, исторический Иисус, в противоположность библейскому, скорее всего не делал ничего подобного. Но Иисус вполне мог заниматься исцелением верой и экзорцизмом – и то, и другое было в порядке вещей для странствующего палестинского проповедника около 30 года н. э. Во всяком случае, исторического Иисуса наверняка просили явить знамения. И даже когда в самом раннем евангелии он не может исполнить эту просьбу, его объяснение строится на предпосылке, что он мог бы явить знамения, если бы зрители заслуживали их. («Истинно говорю вам, не дастся роду сему знамение».15)

Здесь мы видим парадоксальную современность Корана еще в одном смысле – в стиле богословской аргументации. Этот стиль задан реакцией Мухаммада на брошенный ему вызов, требование показать «знамения». Он дает такое определение слову «знамения», что получает возможность ответить ударом на удар, перенести акцент со сверхъестественных чудес на чудеса природы16. Если вам нужны знаки величия Божьего, говорит он, изучите свидетельства, которые мы видим каждый день. Посмотрите на мир. Обратите внимание на то, что он создан ради блага людей. Разве Бог, сотворивший такой мир, не заслуживает поклонения?

1 ... 108 109 110 111 112 113 114 115 116 ... 169
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?