— Не бойся бури, прими ее. Это такая же часть тебя, как и точка покоя. Всего лишь часть, Лира. Уголок души. Ты в состоянии выпустить ее, а потом усмирить. Просто помни Тимара. Он ждет тебя на той стороне пустыни…

И тихий шелест выгоревших пальмовых листьев:

— И я тоже…

— Что?

— Ты почему остановилась? — недовольно спросил Йарра.

— Мне послышалось… Простите, — опустила я голову. — Еще раз?

— Пожалуй, хватит, — сжал мое запястье, подсчитывая пульс, Его Сиятельство. — Горишь.

— Господин? — спросила я, когда Йарра подобрал с песка дублет и повел меня обратно.

— Да?

— Вы говорили, что пламя — это вредно, сердце не выдержит. А буря?

— И буря вредно. Но лучше быть измотанным, чем мертвым.

И не поспоришь, хмыкнула я.

— Что смеешься?

— Представила, что сказал бы Рох, если бы увидел нас, — смутилась я. Даже представить боюсь, как влетело бы Йарре за его уроки.

— Во-первых, господин Рох, — кисло сказал Йарра. — Имей уважение к Наставнику. А во-вторых, я надеялся, у тебя достаточно гибкое мышление, чтобы понимать: нет плохих или хороших знаний…

— Нет-нет, я понимаю! — Я даже не заметила, что перебила графа — так испугалась, что он бросит со мной возиться. — Важно не столько уметь, сколько использовать! Скальпель иссекает раны, но при желании им можно убить. Или яды — можно отравить, а можно сделать целебную мазь!

Сиятельство споткнулся. Покосился на меня, хмыкнул, покрутил головой:

— Кто бы мог подумать…

— О чем, господин?

Йарра не ответил.

— Ваше Сиятельство?

— Что?

— А вы сами… часто? Ну, вот так… Уходите в шторм? — Я вспомнила войну и то, каким усталым граф порой возвращался.

— Редко. Только если нет иного выхода. Боевой транс — не игрушки, Лира. Он не предназначен для поединков, соревнований и прочей ерунды. Ты поняла меня?

— Да-а…

Ничего я не поняла.

— Ваше Сиятельство, вы хотите, чтобы я что-то для вас сделала?

— Под ноги смотри, — буркнул граф и ускорил шаг. — Камней много.

— Господин?.. — побежала я за ним. — Госпо… ай! — В потемках я не разглядела рытвину и шлепнулась, пропоров шотту, лодыжку и разбив в кровь ладони.

— Светлые боги, как можно быть такой неуклюжей, Лира?! — выругался Йарра. — Говорил же, смотри под ноги!.. Теперь шов накладывать придется, неделя времени псу под хвост!

Я часто моргала, пытаясь сдержать слезы. Ладони щипало, по ноге струилась кровь, еще и он кричит… Не все же видят в темноте!

— Сиди, не вставай.

Йарра снял рубашку, намочил ворот в волнах, отчистил мои ладони от песка и грязи, перевязал ногу. Поднял меня на руки и понес к лодке.

— Я сама…

— Сама ты как раз к утру доползешь… Не дури, держись за шею! — велел он, когда я попыталась отстраниться.

Кожа у графа горячая, а шрамы на ней заметно холоднее. Я чувствовала щекой бугристую звезду от бронебойной стрелы и кусала губы — слишком он близко, этот мужчина, с которым я провела столько ночей. И дней. Чудесных, теплых, напоенных майским солнцем и соком ранних араасских вишен, дней, что блестели от росы и бликов оружия, когда мы сражались спина к спине, а потом долго доказывали друг другу, что живы…

Глупо это все. И я дура, что вспоминаю. Лучше узнать, что ему от меня нужно, и подумать, как это лучше выполнить, — ведь Сиятельство никогда не скупится на награду.

— Господин?

— Да?

— Почему вы меня учите?

Йарра не ответил.

— Ваше Сиятельство?

— Лира, ты хочешь, чтобы мы оба упали?..

В лодке он крепко обнимал меня за талию и даже на корабле не спустил с рук, отнес в каюту. Магсвет не горел, лучи фонарей не проникали сквозь обитые шкурами стены, и внутри было хоть глаз выколи. Только наше дыхание, лихорадочный стук сердец и жесткие ладони, огладившие спину, когда граф усаживал меня на кровать. Лицо Йарры оказалось совсем близко, на секунду показалось, что он сейчас поцелует меня, но граф отстранился и вышел. А я осталась в темноте — не то успокоившаяся — не тронул! — не то разочарованная…

Моя пустыня и его шторм действовали на меня, как крепленое вино, смешанное с хиэром. Я буквально пьянела, наблюдая за Йаррой, танцующим на фоне заката — темная фигура в алых всполохах умирающего солнца. Потом он останавливался, и меня немного отпускало — но именно, что немного: сердце стучало как сумасшедшее, рот пересыхал, а низ живота крутило спазмами. Я отворачивалась от графа, жадно пила воду из его фляги, и на губах оставался вкус металла и поцелуя. И тогда я начинала крутить поводок — безотказное средство, чтобы вспомнить, что я для Его Сиятельства. Но и оно помогало все реже.

И все чаще вспоминался Тим: «Ограничитель — мое решение».

Получается, если я примирюсь с графом, это не будет предательством по отношению к брату?

Или все-таки будет?

Или нет?

Или выйдет, что я снова прогнулась, что эти двое снова за меня решили, а я покорно все приняла, как корова в стойле?!

И спросить не у кого. Не у Сэли же, в самом деле! А малыш Литами, скорее всего, снова расплачется, жалея меня.

И потому, едва отдышавшись, я убегала из-под руки графа, не позволяя лишний раз к себе прикоснуться — даже чтобы помочь ресницу из глаза достать. Отодвигалась, когда мы сидели на его дублете и он, рисуя на мокром песке, объяснял непонятное, сбивалась, стоило Йарре поправить загулявший локоть — Сиятельству пришлось завести палку, от нее я не шарахалась. И ужасно боялась, что флер возьмет верх. Не потому, что Йарра сильнее и я не смогу его оттолкнуть. Я ведь могу просто не захотеть его отталкивать…

И облегченно вздыхала, когда граф убирал кхопеши в перевязь:

— На сегодня все.

Сам же граф был предельно корректен — периодические напоминания привести себя в порядок и демонстративно-прилюдное поправление моей прически не в счет, я ведь вроде все еще числюсь его леди, и легенду нужно поддерживать, а случай с разбитой ногой стал единственным, когда он, не слушая возражений, стиснул меня в охапке. Но Сэли поступил бы так же и тоже вежливо попросил бы умолкнуть. А Тим так вообще порекомендовал бы рот закрыть, потому что он хромой, а всякая мелочь его собой нагружает, ни стыда, ни совести…

Но если не флер — то зачем я Его Сиятельству? Что ему нужно? К чему он меня готовит?

Отвечать на эти вопросы Йарра категорически отказывался.

— Ты допрашиваешь меня?

— Нет… Простите…