человека было бы совершенно незаметно, что подземный сменил маршрут. Когда они вышли на прямую дорогу, он добавил: — Не отдавай мне сумка. Не бойся, тебе и твои вещи трогать нельзя.

— А тебя можно? — спросил Ганнон, опасаясь, что останется здесь один.

— Меня тоже нельзя. Но мне можно брать твой вещи, а они можно – вещи у меня.

Юноша только кивнул, отметив про себя: «Занятная у троглодитов традиция торговли с людьми с поверхности… Похоже, он из особого сословия». Как только они ступили на территорию поселения, отличия проводника от прочих подземных жителей стали очевидными. Первыми их встретила ватага детишек лет трех-пяти: бледные и черноглазые, они все же были невероятно похожи на любых других малышей. Ганнон легко мог представить себе взрослых троглодитов: чуждых и странных, несущих отпечаток их жизни. Но дети, не считая бледности и цвета глаз, были во всем похожи на обычных, кроме одной детали. Детали, что отличала их и от пришельца, и от его проводника. Никто здесь не носил огоньки в руках, вместо этого на лбу каждого светилась голубым татуировка, в том самом месте, где у спутника юноши был шрам.

Дети носились вокруг и выкрикивали что-то на незнакомом Ганнону языке. Проводник держался стоически, но потом все же не выдержал и распугал их: он наклонился и сделал вид, что бежит прямо на мальцов, будто хотел забодать их. Малыши с криками бросились врассыпную, прикладывая руки к татуировкам на лбу: очень похоже на знак-оберег, что творили на поверхности.

Разбежались все, кроме одной девочки. Она дождалась, пока уйдут остальные, и боязливо подошла к паре пришельцев, прижимая к себе детеныша животного, похожего на дикобраза. Еще мягкие белесые иголки гнулись от соприкосновения с кожей малышки, не причиняя ей никакого вреда. Она подошла ближе, опасливо поглядывая на человека с поверхности, но обратилась к его проводнику. Девочка сказала пару фраз, приподняла своего питомца и быстро убежала. Троглодит тихо проговорил что-то ей вслед. Ганнон не понял ни слова, но было слышно, что его лишенный светящейся марки спутник отвечал с комом в горле, в черных глазах блеснули слезы.

Не успев ни обдумать, ни спросить о произошедшем, Ганнон увидел приближавшихся к ним взрослых троглодитов. Юноша без всяких слов понял, что настроены они были не дружелюбно. Несколько мужчин шли к ним, пока матери растаскивали детей прочь, творя все тот же знак от нечистой силы. Юноша заметил, что у взрослых татуировки были не только на лбу. Вставший напротив них рослый троглодит сложил на груди руки, покрытые несколькими широкими полосами, которые соединялись между собой тонкими изящными узорами. Несколько товарищей за его спиной тоже были богато изукрашены. Кроме самых необходимых мест их одежда закрывала лишь ступни и плечи, и сделана она была точно не на поверхности. Ничего похожего на грубый волокнистый материал, из которого были сотканы обмотки на ногах и накидки мужчин, Ганнону раньше видеть не приходилось.

Они остановились в двух шагах от пришельцев, на лицах было написано отвращение. Лидер начал говорить с проводником короткими отрывистыми фразами, на человека с поверхности он даже не смотрел. Пока шел разговор, в котором удивительным образом сочетался эмоциональный накал и отсутствие звонких звуков, троглодиты за спиной своего лидера перетаптывались и озирались. Один из них украдкой поглядывал на Ганнона, не в силах перебороть любопытство. На лице другого был написан страх, он нервно сжимал ручку костяного ножа. Неожиданно прозвучал родной язык:

— Дай один дурум нож, —.сказал юноше его спутник. — Не показывай остальной и свет.

Следуя приказу, Ганнон отвернулся и запустил руку в сумку, достав одно лезвие. Проводник принял клинок из его ладоней, на что остальные подземные жители отреагировали плевками и сотворением охранных знаков. Игнорируя их, неприкасаемый положил нож на камень, сделав шаг вперед. Троглодиты отпрянули от него, но, как только спутник Ганнона вернулся на прежнее место, быстро вернулись и подняли дурум. Бросив напоследок несколько наверняка оскорбительных слов, они развернулись и направились к остальным жителям, оглашая свое решение.

— Мы идем. Ничто не трогай, — проговорил проводник и быстро двинулся вперед. Поспешив за ним, пришелец с поверхности с любопытством осматривал поселение, его глаза как раз успели привыкнуть к тусклому освещению. Вся «деревня» умещалась на неровном участке сырого камня в несколько сотен шагов в поперечнике. Укрытий тут не было за ненадобностью, вместо этого троглодиты выкладывали на земле что-то вроде гнезд из того же странного материала, что использовали для одежды. Терпкий горьковатый запах щекотал нос, он усилился, когда с одной из лодок стали сгружать грибы, каждый размером с небольшое деревце. Сами лодки были кожаными на костяном каркасе, но было и несколько деревянных.

Ганнон с трудом уворачивался от шипастых животных, которые по-хозяйски расхаживали по поселению. Взрослые особи были размером с небольшую свинью, а иглы были вдвое длиннее тела. За некоторыми по пятам ходили дети, подбирая выпавшие шипы. Проводник и пришелец с поверхности шли сквозь стоянку, образуя перед собой пустое пространство: занимавшиеся делами люди стремились как можно быстрее убраться с их пути, матери с грудничками отворачивались, чтобы закрыть детей от неприкасаемых. Ганнон заметил, что у младенцев светящих знаков не было, самым младшим детям с татуировками было около трех лет. Когда они с проводником покинули поселение, юноша спросил:

— Знаки на лбу и на руках, это оттуда? — Он указал вверх на светящийся мох, что рос на сводах и стенах пещеры.

— Да, — угрюмо ответил его провожатый. Ожидаемо тема была для него неприятной. — Не спрашивай об это, больше не расскажу.

— Потому что ты… — юноша замялся, но его спутник все понял.

— Нет, потому что ты! — ответил троглодит, сделав ударение на последнем слове, и указал пальцем вверх. — Это не для вас.

— Но ведь и не для тебя тоже! — все же вырвалось у Ганнона, хоть он и сразу пожалел о неосторожных словах.

— Я может быть и нусс, — несмотря на опасения юноши, троглодит отреагировал спокойно, — но я здесь, а ты не из здесь. — Он обвел рукой пещеры.

— Ты говорил, они слабые. — Ганнон решил сменить тему и вспомнил еще один свой вопрос.

— Да.

— Но дурум пришлось отдать.

— Я захотел. Жалко их.

— Почему же?

— Добрый сверху, почти нет охота. Не обмазываются грязь. — Он вздохнул и указал на проход, куда им было нужно свернуть. — Не хочу