поскупился. На этот раз посыльную никто не спасет. Ланселот видел собственными глазами, как она отвлекала стражников возле казармы. Еще ему доложили, что в пути она не раз пыталась остановить конвой. Кучер, мочившийся возле конюшни трактира «У герцогини», заметил, как она трижды постучала в боковину фургона, где потом обнаружили пустую бочку. Оправдаться ей нечем, вот и стояла в наручниках между двумя стражниками.

Вообще-то Ланселоту плевать на нее. Он метил выше, в недосягаемого Наймита, ангела-истребителя, что добился значительного влияния подлыми кознями. Ответственность за пустую бочку ляжет на того, кто отвечает за порох, на главного советника короля. Если Ланселоту удастся его сместить, весь арсенал поступит в его распоряжение.

Квадратная челюсть Ланселота отвалилась, когда слуга объявил о появлении короля, но вместо Жакара вошел Наймит в одном из немыслимых вышитых жилетов, с королевским скипетром в руках. Такое и в страшном сне не привидится.

– Прошу прощения за опоздание.

Иноземец встал у подножия трона и одарил всех любезной улыбкой. Он действовал от имени короля, однако ни в коем случае не претендовал на его власть. Эсме лишний раз отдала должное уму Наймита. Со скипетром он смотрелся прекрасно. Как ему удалось его заполучить? Ведь Жакар надежно спрятал скипетр. Когда Наймит обернулся к Эсме, она посмотрела ему прямо в глаза, не упустила редкую возможность полюбоваться безупречной красотой безусого лица, гладкой золотистой кожей, тонкими, черными, идеально очерченными бровями. Всякий раз, когда Наймит доставал скипетр, кто-то таинственный кусал его. Сейчас укус красовался посреди лба. Можно подумать, третий глаз открылся. Третий глаз у человека, способного вызволить ее из безвыходного положения или же погубить.

– А где король? – возмутился Ланселот.

– Перед вами, – ответил Наймит, указывая на скипетр.

– Мне нужен его величество, а не вы, сударь.

– Король уполномочил меня свершить правосудие.

Все привыкли, что Жакар выносил приговоры без суда и следствия. Ланселот не посмел роптать на новое беззаконие. Между тем Наймит ударил скипетром, символом верховной власти, в пол и объявил о начале судебного заседания. Тронная зала уже выдержала немало лжи, очередная порция ей не повредит.

– Посыльная, – заговорил Наймит, – вы обвиняетесь в тяжком преступлении. Выслушаем жалобу господина Ланселота де Бове, начальника мушкетеров, а также свидетельства тех, что пришли вместе с ним.

Ланселот изложил факты грубо, зато по существу. Свидетели все подтвердили. Миляга и Дворняга не смогли отрицать свою вину, однако хотели помочь Эсме, поэтому повторяли, что колено у посыльной некогда было сломано и теперь она кричала от боли. Доктор Рикар, утром осмотревший Эсме вопреки ее желанию, объявил, что не нашел никакого повреждения. Ланселот не упомянул о том, что эти стражники изначально находились на другом посту. Догадывался, что переместил их Наймит, собственной персоной, и не желал лишний раз восстанавливать против себя человека с королевским скипетром в руках.

Мушкетер, наполнивший флягу Эсме, видел, как она легко соскочила с седла, опираясь на больную ногу вопреки жалобам. Но странным ему показалось другое: что хорошего она нашла в Фабрисе? Наконец кучер, которого естественная потребность задержала на улице, подтвердил, что посыльная трижды лягнула фургон. К счастью, он поторопился и тут же присоединился к остальным в харчевне, так что не видел, как Лисандр спрыгнул с повозки. Работники с Плоскогорья, сгружая бочки, заметили, что одна из них намного легче других по простой и понятной причине: она оказалась пустой.

– Короче, – подвел итоги Наймит после того, как все высказались, – вы обвиняете посыльную в подозрительном поведении при перевозке пороха. С какой целью она так действовала, по вашему мнению?

– Хотела порох украсть, что ж тут непонятного? Для мятежников хлопотала, они пришли и опустошили бочку.

– Государственная измена! Смертная казнь. Тяжкое преступление, посыльная, – повторил Наймит, вперяясь в Эсме непроницаемыми темными глазами. – Что вы скажете в свое оправдание?

Эсме в наручниках крепко сжала кулаки. Сказать ей нечего. Она не особо боялась Белого острова. Так давно и так часто рисковала, что страх притупился. Не хотела только подвергнуть опасности остальных, помогавших Лисандру пробраться в крепость и выбраться оттуда.

– Мне нечего сказать в свое оправдание, потому что я ничего плохого не делала.

– А три удара по фургону? – возмутился кучер.

– Сбивала грязь с сапог прежде, чем войти в харчевню. Грязи там, сами знаете, по колено.

– И вы так быстро их очистили? – удивился советник.

– Конечно, господин Наймит. – У меня большой опыт, за жизнь грязи налипло немало.

– Еще что-нибудь скажете?

Эсме отрицательно покачала головой. Наймит долго молчал. Ожидание показалось Эсме чрезмерной жестокостью. Она его чуть не возненавидела, однако вовремя опомнилась, как только он заговорил:

– Нам предстоит непростое решение. Обвиняемой нечего сказать в свое оправдание. Полагаю, никто не станет возражать, если я сам заново допрошу свидетелей обвинения.

И Наймит немедленно обрушил на Ланселота и его людей град вопросов, до того очевидных и логичных, что те невольно засомневались в собственных умственных способностях.

Например:

Если порох задумали украсть в пути, зачем посыльной ушибать колено в крепости?

Если мятежники устраивали засаду, значит, поджидали обоз в заранее условленном месте. Почему же посыльная многократно просила остановиться? Не могли же разбойники прятаться в каждой харчевне!

Что касается самой кражи. Отчего мятежники удовольствовались одной бочкой, а не забрали весь фургон? Как они умудрились ее опустошить, не нарушив королевской печати? Зачем пробрались внутрь фургона, а не взяли ближайшую?

И вообще, существуют ли доказательства того, что бочка была полной изначально? Что, если ее запечатали пустой?

Когда Наймит покончил с допросом, у всех, включая стражников, голова шла кругом. А он безмятежно опирался на скипетр, будто пастух на посох, и казался существом из другого мира в цветном ореоле лучей, падающих сквозь витражи.

– Есть еще ряд вопросов к обвиняемой. Почему вы отправились вместе с пороховым обозом?

– Везла письмо на Плоскогорье, господин советник.

– Да, вы везли письмо. И, разумеется, вам не приходило в голову вскрыть доверенное вам послание?

Наймит задал вопрос с такой комической серьезностью, что Эсме чуть не расхохоталась.

– Ни в коем случае, господин советник. Никогда в жизни. Я свое место знаю.

– Так я и думал. Стало быть, содержание письма вам неизвестно.

– Неизвестно, господин советник. Оно адресовано начальнику местной охраны – вот все, что я знаю.

– Совершенно верно. Я сам ему написал, уведомляя о том, что обоз, цитирую: «Содержит одну пустую бочку, предназначенную для бракованного пороха, если таковой обнаружится. Каждое зернышко на учете и подлежит немедленному возвращению в крепость. Порох перевозят исключительно в бочках белого дуба, одобренных высшей инстанцией». То есть мной. Завершалось письмо сообщением, что инспектор, то есть опять-таки я, приедет в самом скором времени, чтобы удостовериться: хранится ли порох согласно инструкции.

Наймит некоторое время пристально смотрел на посыльную и снова отметил: красивое, необычное лицо. Нос с горбинкой, живые глаза, широкий лоб. Сильная воля в сочетании с чувствительным сердцем. Великолепный пейзаж: простор, ветер на равнине, отважная всадница… Очнувшись, советник обратился