хотел, чтобы интересы Украины и его собственное политическое будущее были «подчинены России и Ельцину»[911].

Последний аргумент был решающим. Коммунистическое руководство Украины было озабочено растущей амбициозностью и антикоммунистическими настроениями Ельцина. В июле группа ученых из Украинской Академии наук утверждала, что подготовленный в Москве проект Союзного договора противоречит украинской декларации суверенитета. «Украина может присоединиться к Договору только как международно признанное государство со своей собственной конституцией», – говорилось в документе[912]. Визит Буша в Киев был прекрасной возможностью представить Украину как субъект международных отношений и права. Приехавшего с Бушем Янаева украинцы игнорировали – переговоры велись на английском и украинском языках, и переводить на русский для вице-президента СССР никто не удосужился. Во время переговоров Кравчук и украинский премьер-министр Витольд Фокин просили американцев признать суверенитет Украины и финансовую помощь республике отправлять напрямую в Киев, минуя Москву. Буш решительно отверг эти просьбы. Соединенные Штаты будут строить свои отношения с Украиной только в рамках, предусмотренных Союзным договором. «Я хочу относиться к центру с полным уважением», – сказал в заключение американский президент[913].

После переговоров Буш отправился для произнесения своей речи в Верховный Совет Украины. Националистически настроенные депутаты из Руха были расстроены и встревожены тем, что президент США отказался поддержать их «войну за независимость» от «империи». Симпатизировавший устремлениям украинцев (и говорящий по-украински) Джек Мэтлок считал, что лидеры Руха слишком торопятся. Чересчур быстро, вспоминал он, украинские диссиденты забыли, что именно Горбачев дал им свободу и возможность политического действия. Прошло только два года с тех пор, как Горбачев вынудил украинское партийное руководство зарегистрировать «Народное движение Украины за перестройку», теперь лидеры этого движения с ненавистью поносили советского руководителя[914].

В Москве советники Горбачева расценили киевское выступление Буша как сдвиг к поддержке Горбачева и центра. Это была очень своевременная новость – Горбачев уже не был уверен в действенности своих договоренностей с Ельциным и Назарбаевым. Он вдруг почувствовал страшную усталость. В редком приступе пессимизма жаловался Черняеву: «До чего же мелкая, пошлая, провинциальная публика. Что тот, что другой! Смотришь на них и думаешь – с кем, для кого? Бросить бы все. Но на них ведь бросить-то придется. Устал я»[915]. Тем не менее 2 августа Горбачев появился на государственном телевидении и объявил, что Союзный договор будет подписан 20 августа на государственной церемонии в Кремле. Будущая федерация, объяснил он, станет правопреемником Советского Союза. И добавил: «Советский Союз продолжит свое существование как великая мировая держава». Черняев тут же обратил внимание на противоречие в выступлении Горбачева. В своем дневнике он пишет, что президент говорил о федерации, а «заангажировался фактически на свободную конфедерацию». Помощник президента рассуждал о значимости этого сдвига власти от центра к России. «М. С. воспользовался Ельциным как бульдозером для расчистки поля своим идеям», – записал он в дневнике. Но бульдозер продолжал двигаться, развернувшись против Горбачева[916].

Преданный помощник не хотел ставить точки над «и» – речь шла уже не только о конце власти Горбачева. Это был конец сверхдержавы. Договор предоставлял каждой республике Союза полный суверенитет, в том числе право устанавливать дипломатические отношения с другими государствами. С точки зрения международного права это был чистый нонсенс. И только Горбачев, с его безграничной самоуверенностью, мог всерьез рассчитывать на руинах старого возродить новый действующий союз.

КРЫМСКИЕ КАНИКУЛЫ

4 августа Горбачевы вылетели из Москвы в Крым, чтобы начать долгожданный отпуск. Михаил и Раиса питали слабость к роскоши. Вероятно, это была компенсация за скудные и аскетические годы юности. Построенная под Форосом в 1988 году президентская вилла соответствовала всем критериям комфорта. «Заря», как ее называли в секретных документах КГБ, представляла собой великолепный особняк, окруженный великолепным парком. Стоимость строительства и благоустройства, скрытая в расходных ведомостях министерства обороны, составляла, по некоторым оценкам, 1 миллиард рублей[917]. Весь оборонный бюджет СССР в те годы равнялся 77 миллиардам. КГБ тщательно отслеживал все детали строительства. Горбачев впоследствии утверждал, что сам он не имел никакого отношения к созданию роскошного убранства и что все детали дизайна и интерьера разрабатывались Раисой Максимовной. «Заря» была отделана каррарским мрамором и обставлена мебелью из карельской березы. Величественные утесы юрского периода ограждали виллу от северных ветров. Встроенный в стеклянную кондиционированную галерею эскалатор доставлял обитателей виллы прямо на частный галечный пляж, надежно укрытый скалами от постороннего глаза. Горы за спиной и море перед глазами создавали магический успокоительный эффект. Мягкий и сухой субтропический климат мог легко соперничать с Французской Ривьерой[918].

Михаил Горбачев не был уверен, что может позволить себе уехать в отпуск в такой сложный момент. Состояние дел было слишком нестабильным для того, чтобы он покидал Кремль. Раиса, однако, настаивала. Вся семья, включая их дочь Ирину, ее мужа Анатолия и двух маленьких внучек, с нетерпением ждала возможности отправиться в крымский рай. Оставаться в Москве без Раисы Михаил Сергеевич тоже не мог. Их ежедневные совместные прогулки и разговоры были для него жизненно необходимы. Перед отлетом члены правительства и другие официальные лица собрались на летном поле у самолета, чтобы проводить президента и первую леди. Руководитель аппарата президента Валерий Болдин спросил у Горбачева, что делать с указом Ельцина о запрете партийных ячеек в армии, милиции и КГБ. Ответа у Горбачева не было. Его последние слова были обращены к Янаеву: «Ты остаешься на хозяйстве». Раиса и дочь Ирина обратили внимание, что руки Янаева были покрыты экземой, кожной болезнью, вызванной стрессом. Они решили, что по возвращению в Москву предложат Янаеву простое лечение, о котором они слышали от родных[919].

Через три часа президентский самолет приземлился на военном аэродроме Бельбек, расположенном к северу от Севастополя. Горбачева встречала делегация украинского руководства во главе с Кравчуком, а также местное крымское начальство. За обедом Кравчук вместо обычных приветственных слов начал пространно объяснять Горбачеву про его место в стране, и что он уже не может понукать суверенными республиками, лидеры которых теперь стали ему равны. За столом повисла неловкая пауза. Первый секретарь ЦК Компартии Украины Станислав Горенко был заметно угнетен, не мог скрыть раздражения[920].

Прелести крымской природы быстро изгладили эти неприятные впечатления. Температура воздуха была 30 градусов, вода в море – 25. Обслуживающий персонал «Зари» включал повара, врача, медсестер, горничных – десятки мужчин и женщин обслуживали семью Горбачева и готовы были исполнить любое пожелание. Михаил и Раиса любили активный отдых – каждое утро начинали с гимнастики, купания в море и медицинских процедур. Затем