и устанавливать вместе с Бушем новый миропорядок. «Тоталитарные, авторитарные режимы сходят со сцены, и мы инициировали эти перемены», – говорил Горбачев. Но в то же время, предупреждал он, Соединенные Штаты не должны поддаться искушению воспользоваться своим преимуществом и попытаться установить мировое господство. Новый мир будет многополярным – реформированный Советский Союз станет помогать американцам в распространении демократии на Ближнем Востоке и в Южной Африке и готов быть посредником в индийско-пакистанском конфликте. Переводивший эту беседу Палажченко вспоминает, что Горбачев говорил о «своеобразной оси, которую могут сформировать две страны»[901].

Буш не прерывал течение горбачевской мысли. Скоукрофт, в задачу которого входило делать записи, еще не отошел от перелета через восемь часовых поясов и большую часть горбачевского спича дремал. Наконец заговорил Буш: «В этом меняющемся мире мы предпочли бы иметь дело с сильным, экономически мощным, реформированным Советским Союзом». Он сказал, что Соединенные Штаты не намерены настраивать Китай против СССР. К теме Ближнего Востока подключился и Бейкер: «Это регион, в котором можно говорить о партнерстве, а не только о сотрудничестве». Американцы приветствовали восстановление дипломатических отношений между СССР и Израилем. Присутствовавший на встрече министр иностранных дел Александр Бессмертных предложил провести израильско-палестинскую мирную конференцию в какой-нибудь нейтральной стране при совместном посредничестве Буша и Горбачева. «Быть может, в Осло», – предложил Бейкер[902].

Через некоторое время Бейкер вышел и вернулся уже с помрачневшим лицом. «Агентство “Ассошиэйтед Пресс” сообщает, – сказал он, – что литовский таможенный пост на границе с Белоруссией подвергся нападению вооруженных людей. Несколько таможенников убиты». Слова эти прозвучали унизительным отрезвляющим напоминанием только что рассуждавшему о новом мировом порядке советскому лидеру о том, что он не в состоянии укротить хаос в собственной стране. Явно сконфуженный Горбачев попросил Черняева позвонить главе КГБ Крючкову и выяснить, что там произошло. Первой мыслью Черняева было предположение о намеренной провокации с целью подставить Горбачева в момент встречи с американцами. Даже много лет спустя истинные причины трагического инцидента остаются нераскрытыми. Литовцы возложили вину на советский ОМОН, но с таким же успехом это мог быть результат криминальных разборок вокруг незаконной торговли через границу между двумя республиками[903].

Буш с Горбачевым также обсудили распад Югославии. В этой стране нарастало военное противостояние между состоящей по большей части из сербов Югославской народной армией и провозгласившими независимость Словенией и Хорватией. Буш и Горбачев знали о намерении канцлера Германии Коля признать независимость этих республик. Горбачев был против этого – распад Югославии казался зеркальным отражением сепаратистских процессов в Советском Союзе. К примеру, говорил он, Белоруссия хочет вернуть себе территории, переданные Литве при перекройке границ после Второй мировой войны. А в восточных районах Эстонии проживало множество этнических русских и украинцев, которые могут возмутиться, если прибалтийские республики окончательно выйдут из СССР. Буш решил проявить сочувствие: «Мы понимаем ваши проблемы хотя бы из того, как Ельцин вел себя на вчерашнем приеме. Мы хотим… вам помочь»[904].

Вечером того же дня Горбачев и Буш подписали в Кремле Договор СНВ со всеми его объемистыми протоколами. В соответствии с ним советский стратегический арсенал должен быть сокращен на 35 процентов, а стратегические силы США – на 25. Буш добился давно поставленной им перед собой цели, и сама церемония произвела на него сильное впечатление.

«Идеализм не мертв, – писал он в своем дневнике, – и эти существенные сокращения проклятых межконтинентальных баллистических ракет дело, безусловно, очень хорошее»[905]. Однако с советской стороны торжество было сильно омрачено внутренним кризисом. Во время церемонии подписания Палажченко наклонился к помощнику Бейкера Деннису Россу и прошептал: «Если бы только конфликты и напряжение у нас в стране можно было бы разрешить так же легко и гладко, как наши проблемы с внешним миром»[906]. Советские военные наблюдали за церемонией с непроницаемыми лицами, но с явным неодобрением. Маршал Язов назвал договор «сбалансированным», но, очевидно, не верил в то, что говорил[907]. Все отдавали себе отчет в глубоком неравенстве двух сторон. Буш представлял сверхдержаву и мирового гегемона с неоспоримой финансовой мощью, лидера мировых альянсов. Горбачев же был незадачливым заложником экономического хаоса, лидером обанкротившегося государства. Мир стал уже однополярным, и политическое будущее Горбачева зависело от поддержки Буша.

1 августа, после встреч в Москве, американская делегация вылетела в Киев. Визит этот был обусловлен протоколом, географией и внутренней американской политикой. На Буша оказывала давление украинская этническая община в США, которая рассматривала зависимость украинской республики от Москвы как «колониальную тиранию» и хотела, чтобы администрация поддержала полную независимость Украины. Горбачев вспоминал, что президент США пообещал не делать ничего, что могло бы породить поддержку украинского сепаратизма. В Москве Буш был тронут проявлением дружеских симпатий со стороны Горбачева. Он решил выступить адвокатом горбачевского Союзного договора в Киеве[908]. На борту президентского самолета Буша вновь развлекал анекдотами Янаев, которого Горбачев отправил сопровождать американскую делегацию. Особенно президенту понравились рассказы о рыбалке, он даже обещал отправить Янаеву яркие американские блесны, которых не было в советских магазинах. Буш также работал над подготовленной его сотрудниками речью, которую ему предстояло произнести в Киеве. Главный смысл речи заключался в том, что Украина скорее достигнет свободы и демократии, если останется в составе обновленного и реформированного Советского Союза во главе с Горбачевым. Буш также думал о всплеске насилия в Югославии и о том, что нечто подобное происходило в советских республиках Закавказья и в Молдавии. Он продиктовал два новых предложения для своей киевской речи: «Американцы не станут поддерживать тех, кто хочет независимости для замены отдаленной тирании местным деспотизмом. Мы не будем помогать продвижению основанного на этнической ненависти самоубийственного национализма». Через несколько минут сидящий в другом отсеке самолета посол Мэтлок, просмотрев текст речи, счел эти предложения неуместным вмешательством в украинскую политику. Спичрайтер президента, однако, ответил ему, что так хочет президент и что текст уже поздно менять[909].

Официальный визит в Киев начался со встречи Буша с украинским руководством в великолепном Мариинском дворце, построенном в 40-е годы XVIII века итальянским архитектором Бартоломео Растрелли для российской императрицы Елизаветы. Тремя неделями раньше в этом же дворце украинские лидеры заверяли канцлера Коля, что выходить из Советского Союза они не хотят. Националистически настроенные сторонники отсоединения, говорили они, слишком малочисленны, к тому же «на Украине [особенно на Донбассе] живут 10 миллионов русских». В результате полная независимость «может привести к волнениям и насилию»[910]. В подготовленных для него документах ЦРУ Буш читал, что украинский лидер Леонид Кравчук склонялся к поддержке идеи добровольного федеративного объединения. В то же время Кравчук не