Брэдшоу, который сейчас выглядел старше лет на сто, не сводил с него глаз.

– Я бы хотел поговорить с ним, – произнес он, – но предупредить его должен именно ты. Ведь ты его сын.

– А он твой отец, – добавила Элизелд.

Салливан даже не посмотрел на нее.

– Дело не в этом, – суетливо огрызнулся он, – важнее то…

– К тому же, – продолжила Элизелд, – у Ники, очевидно, нет особой связи с твоим отцом, которая у тебя явно имеется из-за всепоглощающего чувства вины.

– Ты антенна, – согласился Кути. – Переменный конденсатор, который активируется при правильной настройке частоты.

Салливан сжал кулаки, ощущая, как его лицо наливается краской.

– Но техника не сработает, если…

На мгновение воцарилась тишина, которую нарушало лишь слабое шипение пены из банки «коки», которую Салливан бросил на пол, когда в дверь постучал Брэдшоу. Лоб Салливана покрылся испариной. «Ты не быстродействующий «алкозельцер», – подумал он, – ты не растворишься».

– Ты и не собирался этого делать, – улыбнулась Элизелд. – Ты собирался выполнить все действия и собрать аппарат столь убедительно, чтобы никто, и уж точно не ты сам, не смог упрекнуть тебя в том, что ты не приложил все возможные усилия. Однако в итоге всплыл бы какой-нибудь фактор, который ты будто бы забыл учесть, – такой, в упущении которого тебя бы совершенно точно никто не смог упрекнуть.

В груди у Салливана похолодело от удивленной растерянности.

– Конденсирующая линза, – тихо сказал он.

– Конденсирующая линза? – заинтересовался Кути. – Как в кинопроекторе – между угольной дугой и апертурой?

Салливан проигнорировал его реплику.

Без конденсирующей линзы, установленной между манометром Ленгмюра и кистевым разрядом в карборундовой лампе, кварцевый филамент в манометре не сможет уловить сигнал.

Но подумал бы он об этом, заметив в лампе слабость и дисперсию мерцающего синего кистевого разряда, не скажи Элизелд сейчас того, что сказала?

В этот самый момент столь неожиданного откровения, когда, несмотря на разогретый воздух и пот на лице, его кости пробирал ледяной озноб, он ощущал некомфортную уверенность в том, что он бы об этом не подумал или хотя бы ухитрился установить линзу неправильно.

Теперь, когда он осознал искушение, он уже не сможет поставить ее неправильно.

Но, может, аппарат все равно не сработает! Эта мысль прозвучала почти как надежда.

Кути прохромал вперед и протянул руку Брэдшоу.

– Рад знакомству, мистер Брэдшоу, – произнес он. – На данный момент во мне две персоны, одного из них зовут Кути…

– Вижу, на тебе пояс «И-О-НА-КО», – сказал Брэдшоу, пожимая мальчику руку. – Эти пояса не помогают. Он у тебя от Уилшира?

– Мы были на Уилшир-бульваре, – удивленно ответил мальчик, и Салливан понял, что впервые слышит в его голосе детские нотки. – У Макартур-парка!

– Я о том, дал ли тебе его сам Г. Гейлорд Уилшир, – произнес Брэдшоу. – Там изначально проходил его тракт: от Парк-вью до Бентона и от 6-й до 7-й улицы. Мой крестный купил мне несколько этих дурацких поясов, у него лично еще в двадцатых годах. Как нынче выглядит старина Уилшир?

– Зыбко. – В голосе мальчика снова появились уверенность и самоконтроль. – Однако я до сих пор не представился. – Он окинул взглядом всех троих присутствующих. – Меня зовут Томас Альва Эдисон, – произнес он, – и я уверяю вас, что я смогу заставить ваш духофон работать, даже если Пити не справится.

Все уставились на мальчика, и Салливан с облегчением направился к холодильнику, достал оттуда предпоследнюю банку пива и открыл. «Не стоило мне говорить про конденсирующую линзу, – горько подумал он. – Нужно было удивленно похлопать глазами и изобразить обиду. Эдисон. Ну да, конечно. Несомненно, мальчишка – призрак или с призраком, но готов поспорить, что любой призрак, который хоть немного разбирается в электричестве, назовется Томасом Эдисоном».

– Перетаскивайте свои безделушки в мой кабинет, – устало произнес Брэдшоу. – Там соберете свою фитюльку. Это самая замаскированная комната во всем замаскированном квартале. Опоясана всеми видами электропроводки, водопроводные трубы направлены вверх и по кольцу вокруг – есть даже голографические картины в соленой воде аквариума под ультрафиолетовым излучением. И захватите сумку с жареной курочкой, мистер Эдисон, – Джоанна такое обожает. Вы заказывали оригинальную рецептуру или просили с хрустящей корочкой, как нынче модно?

– Оригинальную, – бросила Элизелд через плечо, огибая Салливана, чтобы открыть холодильник.

– Хорошо, – ответил Брэдшоу. – То, что она любит. Надеюсь, вы купили много.

Спустя час Салливан, скрестив ноги, сидел на пыльном коврике в мрачном кабинете Брэдшоу, уставившись на ровное белое сияние телеэкрана, и обгрызал холодное куриное крылышко.

«Медовая пышечка» Брэдшоу, крупная молодая женщина в обтягивающих лосинах и мешковатом шерстяном свитере, вошла в кабинет вскоре после того, как они перенесли все свои приготовления. После взаимных представлений (Джоанна, это Томас Эдисон – мистер Эдисон, это моя медовая пышечка Джоанна) она сообщила Брэдшоу, что «свиньи на судне всего лишь рыгали, но пока не дымились».

После чего Джоанна с Элизелд на машине Брэдшоу отправились за новыми покупками: купили перевязочные материалы, перекись водорода, подержанный портативный кинопроектор, бутылку текилы для Элизелд, еще пива и еще «жареных цыплят из Кентукки», и коробку мелков для рисования на асфальте, потому что Кути их очень просил.

По возвращении Элизелд продезинфицировала порез на боку Кути, наложила повязку и довольно профессионально ее зафиксировала, после чего вся компания открыла сумки из «КФС».

Курочка закончилась, а Салливан выпил несколько банок пива.

Он бросил косточку на расстеленную газету и отпил глоток пива из последней банки.

– Анжелика, – произнес он, – подай мне вон тот маффин.

Элизелд холодно посмотрела на него:

– Почему ты назвал его маффином?

Салливан уставился на нее:

– Ну… потому что эту круглую штучку сделали из пончика.

– Только в твоем воображении, но я бы не стала называть это – маффином. Это ролл. – Она взяла то, что он просил, и наклонилась через расстеленные газеты, чтобы передать ему. – Только не спейся из-за этого, – добавила она.

– Оставь ролл себе, – ответил он. – Мне милее маффин.

– Эх, вот бы я мог напиться, – проворчал Брэдшоу. Он разжевал несколько красных шариков коричных леденцов, пока остальные пускали по кругу курицу и пюре с подливкой, а теперь налил себе в стакан свой напиток – какую-то красную жидкость, которая тоже воняла корицей. – От моих свиней и телевизора никакого проку, пока здесь мистер Эдисон.