– Полагаю, мы готовы, – сказал он, бочком протискиваясь мимо стоящего в дверном проеме Брэдшоу обратно в залитую светом кухню.

– Я не помню номера твоего отца, – сказал Брэдшоу. – Наверное, можно позвонить в справочную библиотеки с обычного телефона.

– Я знаю его номер, – ответил Салливан.

«Убегал и убегал, – подумал он, – убегал вместе со Сьюки с того самого 1959-го, а потом бежал еще быстрее, уже один – с 1986-го. Через всю страну. Чтобы оказаться здесь, в этой убогой кухне, и пялиться на старый черный бакелитовый телефон.

– День дурака 1898 года. – Он посмотрел на Элизелд. – День рождения моего отца. Его номер телефона состоит из даты его рождения и полного имени. – Он опустил взгляд на телефонный диск. Чтобы вызвать отца на связь, нужно набрать «Первое апреля 1898 А-Р-Т-У-Р П-А-Т-Р-И-К С-А-Л-Л-И-В-А-Н».

Медленно выбирая нужные значения номеронабирателя, он произнес:

– 411898, 278487–7287425–78554826.

– Очень много цифр, – сказал Кути, и Салливану показалось, будто он слышал голос мальчика.

– Звонок на очень большое расстояние, – ответил он.

– Помнится, мне всегда казалось, что Богу можно позвонить по номеру «Et cum spiri 2–2–0». – Элизелд немного нервничала. – Это фраза из мессы на латыни: Et cum spiritu tuo[61].

– Можешь набрать Его, после того как я поговорю с отцом.

– Подобные магические звонки можно как-то отследить? – неожиданно спросил Брэдшоу.

Кути прочистил горло.

– Конечно, – произнес он. Мальчик сидел на кухонном столе рядом с меловым цилиндром, смонтированным на опорной конструкции электрической точилки для карандашей. Он был бледен, а его худенькая грудная клетка заметно вздымалась и опускалась. На живот блестящими струйками стекал пот, а на повязке на правом боку проступили свежие следы крови. – В этой кухне сколько, три-четыре антенны? И каждая не только передает сигнал, но и принимает.

– Ники, не волнуйся, – вступил Салливан, – мы зашифруем сигнал. Анжелика, дай-ка мне большой палец Гудини. – Она достала палец из туфли и передала Питу, и тот выложил его на стол рядом с телефоном. – Можно набирать вот этим.

– Было бы неплохо сделать тестовый звонок, – задумчиво произнес Кути. – У кого-нибудь есть знакомые мертвецы, которым хотелось бы передать сообщение?

Элизелд заметно напряглась и, осторожно ступая между петляющими проводами, отошла от плиты и села на стул.

– Есть один человек, у которого я взяла деньги, – произнесла она бесцветным голосом, – и не выполнила порученную мне работу.

– Знаешь его номер?

– Да.

– Только еще нужна приманка, – добавил он, – помнишь? «Маркерный радиомаяк».

Чуть наклонившись, она вытащила из заднего кармана бумажник и достала оттуда потрепанную, сложенную записку.

– Это послание написано его рукой, – сказала она. – Очень эмоциональное послание.

Она повернулась к Джоанне, которая по-прежнему стояла у плиты.

– Можешь зажечь свечи и… разбрызгать масло в дверном проеме, ну и что там еще нужно сделать?

– Справлюсь даже лучше тебя, – с веселой улыбкой ответила Джоанна.

Элизелд перевела взгляд на Салливана:

– Набирай.

Он был рад, что она решилась быть первой.

– Хорошо. Кути, зажигай.

Салливан проскользнул мимо Брэдшоу в его темный офис и, пока Джоанна, шепотом повторяя ритмически сложенные слова заговора, зажгла от спичек расставленные на полках свечи и распылила масло, достал из кармана магнит, который они извлекли из старенького телефона. Он присел у вертикально расположенного манометра Ленгмюра, помахал магнитом рядом с миниатюрной железной арматурой и услышал слабый, сдержанный дзинь от ее контакта с покачивающимся кварцевым филаментом. После этого вышел на улицу, под лучами яркого солнца добежал до укрытого фургона и оставил магнит на асфальте рядом с ним.

Через семь секунд он снова был на кухне, в которой душно пахло корицей и мятой.

Кути подключил модифицированную карандашную точилку, и динамик резонировал, издавая глухой звук, похожий на бесконечный выдох. Мята в сотейнике дымилась и постреливала.

Элизелд сняла трубку с рычага, взяла в другую руку палец Гудини и принялась набирать номер. С каждым поворотом номеронабирателя в динамике позади нее раздавались булькающие звуки. Салливан запоздало понял, что приватность беседы тут невозможна, и суетливо хлебнул пива, чтобы охладить свое разгоряченное лицо.

Элизелд еще продолжала крутить диск телефона, но из динамика уже раздался отчетливый шепот:

– Cosa mala nunca muere. Me entiendes, Mendez?

Взмокшим затылком Салливан ощутил движение воздуха и тут же понял, что его волосы встали дыбом.

– Эффект спаренного телефона, – раздраженно выругался Кути, – это не тот, кому ты звонишь. – Он хмуро смотрел на Элизелд. – Этот голос тебе знаком? – Как вдруг глаза Кути расширились, и испуганный детский голос произнес: – Это же тот смешливый мешок!

Элизелд отдернула руку от номеронабирателя, и палец Гудини отлетел прямиком в мойку.

– Господи, он прав, – сказала она. – Это холщовый мешок из грузовика!

Салливан не понимал, о чем они говорят.

– Что он сказал?

– Сказал… дурное никогда не умирает, – обхватив себя руками, выпалила Элизелд, – и добавила: – Ты понимаешь? – Она испуганно смотрела на Салливана. – Можно я не буду в этом участвовать и просто уйду?

Он развел руками.

– А мне можно уйти? – спросил он в надежде, что кто-нибудь ответит утвердительно.

Она потерла глаза костяшками пальцев и в конце концов сказала:

– Можете подать мне палец?

Салливан отправился к мойке, а Брэдшоу проворчал, тяжело хватая ртом воздух:

– Вы двое, вы что – притащили его сюда по своим следам? – Листья мяты вовсю дымились и потрескивали в сотейнике на огне.

Кути пожал плечами.

– Ну… да, нынче утром нечто, точнее, кое-кто заметил меня и миссис Элизелд.

– Просто мисс, – поправила его Элизелд.

– Позвольте мертвому расчистить вашу линию, – произнес Шэдроу. Он проковылял на кухню, небрежно переступая через провода и покачивая голым пузом впереди себя, взял трубку и выпалил прямо в микрофон: – Алло? Алло? – и затем дважды набрал слово «Оператор», после чего положил трубку на телефон.