— Это ты в России была, можем заграницу мотанем?

— Нет, не люблю я эти курорты. На остров хочу, чтобы не одной души, рыбу половить, а вечером ты мне на гитаре сыграешь у костра, я тоже петь люблю.

— Ладно, как скажешь. Потом все равно рванем в Карелию на Алтай и Байкал, обожаю в походы ходить, или сплавляется на байдарках по горным рекам. Когда большой порог проплываешь, адреналин охренеть, как будоражит кровь.

— От походов не откажусь, так как активный отдых приветствую. Не по мне на пляже тюленем на солнце валятся. Только… я ни разу не сплавлялась по горным рекам, говорят опасно.

— Не волнуйся. Мы начнем с малого, а потом, когда мастерства наберешь, тогда по-взрослому жахнем. Для справки, у нас яхта есть, можем, и на море уединится.

— А яхта не у нас, а у тебя есть.

— Теперь уже у нас, ты же моя жена. Кстати, завтра я попрошу поверенного на тебя доверенности подготовить на мои счета в банках, пусть будет. Да и пора тебя вводить в курс, что у нас собственно есть, нечего растерянной в потемках ходит. Пора Беркутова принять хозяйство в свои нежные руки.

Я смутилась.

— Это как-то неправильно…

— Неправильно это когда жена у мужа деньги просит, у нас такого не будет. В моем понимание: муж зарабатывает, жена распоряжается. Но если большие покупки, то обсуждать со мной, это говорится о машине, какой-либо недвижимости или вложения в бизнес. А в остальном делай, что считаешь нужным. Я не говорю о финансовых потоках, что вложены в дело, тут я сам решаю, и не переживай, я себе оставлю несколько… Как там их называют? Точно, заначек!

Я не выдержала и рассмеялась. Хотя в душе, как-то еще была смущена. Не могла я еще полностью принять свою новую роль. To, что он говорит, правильно у моих родителей так было, но все равно, как-то неуютно.

— Эй… — нежно взял меня за подбородок, и приподнял мое лицо. — Чем быстрее ты во все вникнешь, тем тебе будет легче. Пойми, не дело жене, чувствовать себя, как бедная родственница, и просить что-то у мужа. Семья — это все общее: радости, горести и финансы с недвижимостью. Я понимаю, что ты не будешь радоваться моей зарплате, как многие молодые семья, денег-то у нас очень много. Но, ты можешь порадоваться своей, я пока разогревал, мне в голову пришла одна идея. Ты, любишь читать романы, а также ты обожаешь приключения и авантюры. Может, ты виртуально будешь шалить? — он нежно прикоснулся к моим губам, оставляя легкий поцелуй, затем другой. Боже, как же хорошо…

— Романы говоришь? — млея от его поцелуев, переспрашиваю, хотя идея его мне пришлась по душе.

— Ага, и мне спокойней и тебе не скучно. А я тебе идейки подбрасывать буду, если на детектив замахнешься. — Опять целует и выдыхает в губы: — как тебе такой компромисс? — только я хотела ответить, он меня перебил: — мы тебе кабинет в доме отдельный обставим, здоровенный аквариум туда поставим, чтобы медитировала вместе с Музой… — продолжает меня соблазнить, покрывая легкими поцелуями.

— И кенара… — муж напрягся.

— Какого еще кенара?

— Канарейку. — Он выдохнул и продолжил нежными поцелуями, покрывать мои губы. — Не вопрос, можешь еще собачку завести, кошечку, только не лысую…

— А чем тебе сфинксы не угодили?

— Они мне новобранцев напоминают, те тоже первое время лысые.

— Я рассмеялась, и муж выпустил меня из объятий.

Мы пообедали, и пришел Ян с документами, Глеб меня отправил в комнату, не хотел, чтобы его подчиненный видел меня в шортах. Так как я тоже страдаю припадками ревности, его поняла и молча удалилась. Полчаса потратила, размышляя о том, чтобы писать романы. С каждой минутой я загоралась этой идеей сильнее. Но, первое что я решила сделать, так это кабинет, своего рода только мой мирок.

— Так, я на сегодня освободился. — Вывел меня из размышлений, веселый голос мужа. — Иди сюда, пора разобраться с твоим прошлым. — Берет меня за руку, и тянет за собой, остановились возле зеркала. Глеб приобнял меня со спины, и я оказалась своего рода в коконе. — Глаза закрой, и скажи, что ты сейчас чувствуешь.

— Защищенность, спокойствие и умиротворение.

— Хорошо. — Целуя в висок, и продолжает тихим, как шум ветерка голосом: — Запомни это состояние, только почувствуешь дискомфорт, волнение и неуверенность, вспоминай его. Ты больше не одна, у тебя есть тот, кто не даст в обиду. Ты всегда мне можешь рассказать о своих страхах и сомнениях, и мы придумаем, как справится с ними. Теперь открой глаза, и посмотри в зеркало, сделал, что он просил. Глеб смотрел мне глаза в отражении, и продолжал все так же тихо говорить: — Запомни, мы семья, считай одно целое, никто не будет нам ближе, чем я тебе, а мне ты. Даже если обидное скажу, говори сразу. Договорились?

— Хорошо.

— А сейчас поговорим о неприятных воспоминаниях.

— А с чего ты решил, что они неприятные? — он выпускает меня из объятий, и ведет к кровати.

— Только неприятные не дают спокойно жить. И чтобы тебе было легче, я расскажу о себе, у меня тоже было такое. — Мы устроились на кровати, я устроилась головой на его плече. — Помнишь, я тебе рассказывал, что застал мать с любовником? — в ответ я кивнула.

— Так вот, я убежал и ничего отцу не рассказал. Боялся, что отец, как наш сосед убьет ее и любовника. На меня произвел впечатление того безжизненный взгляд, когда его вели в наручниках к машине, словно это неживой человек, а труп. Но, мать заставил поклясться, чтобы этого больше не было, пообещала. Представляешь, она мне предлагала игрушки и конфеты за молчание, отказался. Вот почему конфеты я не люблю, они ассоциируются у меня с предательством. Мое молчание длилось несколько лет, я ненавидел себя, смотреть в глаза отцу было стыдно, чувствовал себя предателем. Но, продолжал хранить отвратительную тайну матери. И когда мне исполнилось четырнадцать лет, мою мать сдала ее подруга, оказывается, она продолжала гулять. Вот тогда отец и спросил меня: знал? Пришлось признаться. Мне так хреново, никогда не было на душе, он заметил мое состояние, и сказал: запомни это состояние, и я запомнил. Больше я такого не совершал, урок усвоил. Теперь ты.

Его признание мне придало смелости и начала:

— Моя мама умерла из-за разрыва аппендикса. Отец был сломлен, после ее смерти, а через месяц после похорон тоже попал в

больницу — сердце не выдержало. Я была дома, и вовремя скорую вызвала, все обошлось. Но, сердце у него потом, если нервничал, шалило. Прошло четыре года, у него появилась женщина, и он стал опять радоваться жизни. Я была счастлива за него, через год они с этой женщиной узаконили отношения. У мачехи была дочь, она возненавидела меня с первого взгляда, считая конкуренткой. Тогда и начался настоящий ад, стоило отцу уйти на работу, они, как с цепи срывались, старались побольнее уколоть, постоянно оскорбляли, говорили гадости, делали все назло. Я огрызалась, но отцу ничего не говорила, его счастье было для меня важнее. Ведь мачеха, с него пылинки сдувала. А то, что она меня не возлюбила, думала: пусть, эта женщина не обязана меня любить. Но, после их постоянного прессинга, я остро реагирую на «дуру» и все в таком роде, как слышу эти слова, словно все заново переживаю. Потом Мишку Светка обманом на себе женила, мол беременная она. После их свадьбы она постоянно истирала, говорила, что я друга совратить хочу. Потом выкидыш у нее случился. — Я не выдержала и заплакала, Глеб сел на кровать, и посадив меня к себе на колени, принялся гладить, как маленькую девочку, успокаивая, говоря ласковые слова. Это помогло, и я продолжила: — Меня вызвали в отделение полиции. Там следователь меня ошарашил, заявив, что Мишка избил мою сводную сестру.