– Да уж конечно сделаешь. – Роббинс нахмурился. – Есть вполне очевидный путь. Мы можем подать им на блюде голову Генри. Свалить на него всю вину за вчерашнее интервью. Он дал тебе плохой совет. Его уволили, и теперь везде тишь да гладь да божья благодать.

Мистер Кику кивнул:

– Именно так я себе это и представлял. С радостью приму участие… если только будут приняты мои рекомендации по завершению истории с хрошии.

– Рано радуешься, Мак! – прорычал Роббинс. – Это вполне очевидное решение, и оно сработает. Сработает потому, что у Генри есть чувство долга перед чем-то большим, чем он сам. Но мы не будем этого делать.

– Но если Генри согласен, то в высших интересах…

– Прекрати. На блюде будет голова, но не Генри, а твоя.

Их взгляды встретились. Через некоторое время Макклюре медленно произнес:

– Если это твой план, Роббинс, то можешь об этом забыть и мотать отсюда. Хотите драку – вы ее получите. Первая статья, которая появится в печати, расскажет, как мне пришлось уволить вас двоих за нелояльность и некомпетентность.

– Я очень надеялся, что так ты себя и поведешь. – В ухмылке Роббинса была явная угроза. – Вот позабавимся-то. Но может, ты послушаешь сначала, как это можно сделать?

– Валяй.

– Ты можешь уйти тихо или со скандалом. В любом случае ты уходишь. А теперь заткнись и дай мне договорить! Тебе конец, Мак. Я не считаю себя самым главным ксенологом, но даже мне видно, что нашей цивилизации не по карману твой провинциально-политиканский подход к тонким отношениям с негуманоидными расами. Так что с тобой покончено. Вопрос только один: ты предпочитаешь уйти по-плохому? Или ты сам по-хорошему уйдешь и о тебе напишут парочку хвалебных примечаний в книгах по истории?

Макклюре глядел на Роббинса с ненавистью, однако не прерывал его.

– Если ты вынудишь меня рассказать все, что я знаю, возможны два варианта. Генеральный секретарь или бросит тебя на растерзание, или решит поддержать тебя, рискуя при этом получить вотум недоверия в Совете. Каковой он, без всякого сомнения, и получит. Первым, с колоссальной радостью, от него отвернется Марсианское содружество, за Марсом последует Венера, а далее к ним присоединятся дальние колонии и ассоциированные ксенические культуры. В конечном итоге большинство земных наций потребуют, чтобы Североамериканский Союз сдал своего гражданина для предотвращения развала Федерации. Для этого только и надо – толкнуть первую костяшку домино, остальные повалятся сами. А кто будет похоронен под их кучей? Да ты, Мак. После этого тебя не изберут даже собачником. Но есть и безболезненный путь. Ты подаешь в отставку, но мы пару недель не сообщаем об этом. Как думаешь, Генри, хватит нам двух недель?

– Думаю, более чем достаточно, – очень серьезно согласился мистер Кику.

– Эти две недели ты даже нос себе не будешь вытирать без разрешения Генри. Ты слова не скажешь без моего разрешения. А затем ты уйдешь в отставку, в блеске славы после успешного завершения проблемы с хрошии, которое увенчает твою карьеру. Может быть, мы даже придумаем способ пропихнуть тебя наверх, на какой-нибудь роскошный пост… если ты, конечно, будешь паинькой. Как, Генри?

Мистер Кику молча кивнул.

Макклюре перевел взгляд с бесстрастного лица Кику на лицо Роббинса, полное презрения.

– Вы это все тщательно спланировали, – с горечью сказал он. – А вот если я возьму да и пошлю вас куда подальше?

– Поверьте, в конечном итоге это не будет иметь значения. – Роббинс широко зевнул. – После отставки правительства новый генеральный секретарь вызовет Генри из отставки, на твое место посадят надежного безопасного человека, а Генри продолжит свои старания перехитрить хрошии. Ну, потеряем три дня, а повезет – так и меньше. Отмывать тебя добела будет значительно труднее, но мы хотим оставить тебе хоть такой выход. Верно, Генри?

– Я думаю, что так было бы лучше. Не стоит перетряхивать грязное белье на людях.

Макклюре пожевал нижнюю губу:

– Я обдумаю ваше предложение.

– Вот и хорошо! А я посижу тут, пока ты его обдумываешь. Генри, почему бы тебе не вернуться на рабочее место? Зуб даю, этот твой хитрый стол весь горит огнями, как рождественская елка.

– Хорошо. – Мистер Кику вышел из кабинета.

* * *

Его стол не был похож на рождественскую елку, он, скорее, напоминал праздничный фейерверк; на нем горели десятка полтора желтых лампочек и яростно мигали сразу три красные. Кику разобрался с неотложными делами, спихнул со своих плеч дела помельче и начал разбирать завал, накопившийся в корзине. Он подписывал бумаги одну за другой, нимало не заботясь, законна ли еще его подпись.

Кику как раз накладывал вето на выдачу паспорта очень видному лектору – в прошлый раз, когда этот идиот оказался вне Земли, он вломился в храм и устроил там фотосессию, – но тут в кабинет вошел Роббинс и торжествующе кинул на стол бумагу:

– Вот его отставка. Тебе лучше сразу переговорить с генеральным секретарем.

– Обязательно, – согласился Кику, взяв бумагу.

– Мне не хотелось, чтобы ты видел, как я выкручиваю ему руки. Человеку трудно признавать поражение при свидетелях. Ты же понимаешь?

– Да.

– Пришлось напомнить ему ту историю, когда мы его покрыли. Ну, насчет договора с Кондором.

– Жаль.

– Не надо проливать по нему слезы. Хорошенького понемногу. Сейчас я напишу речь, которую он произнесет перед Советом. Потом найду ребят, с которыми он говорил вчера, и буду умолять их ради блага любимой старушки-планеты, чтобы в следующих статьях они придерживались правильной линии. Им это вряд ли понравится.

– Пожалуй.

– Но они согласятся. Нам, людям, надо держаться друг друга, против нас большой численный перевес.

– Мне тоже всегда так казалось. Спасибо, Вэс.

– Заходите еще. А одну вещь я ему так и не сказал.

– Да?

– Не стал напоминать, что мальчишку зовут Джон Томас Стюарт. Я не уверен, что, имея в виду этот факт, Марсианское Содружество стало бы возникать. Совет мог бы и поддержать Мака, а у нас появилась бы отличная возможность выяснить, могут ли эти хрошианские ребята сделать то, чем грозятся.

– Я тоже думал об этом, – кивнул Кику. – Но для такого напоминания был не очень подходящий момент.

– Не очень. Просто удивительно, как часто бывает, что самое лучшее – не разевать варежку. Чему ты улыбаешься?

– Я подумал, – объяснил мистер Кику, – как хорошо, что хрошии не читают наших газет.

А вот миссис Стюарт газеты читала. У Гринберга были большие трудности с тем, чтобы убедить ее приехать в столицу и привезти сына, потому что он не мог ей объяснить, зачем это нужно. Но все же он ее убедил, и она согласилась вылететь на следующее утро.